Её величество Любовь - [12]

Обвив рукою талию Зины Ланской, Анатолий, увлекает свою даму, быстро сбегает с подмостков и кружится с нею под эти томящие звуки. За ними следуют остальные пары.

Ванечка и Кружка оба сразу подлетают к Мусе, но — увы! — она уже уносится в объятьях артиллерийского поручика, и юноши с восторгом шепчут ей вслед:

— Сказка! Ты понимаешь, Иван, это — сказка, и подобной не найдешь в целом мире.

— Эх, брат Кружка, — сказка, да не для нас… А впрочем… Пойдем-ка с горя приглашать исправничьих дочек.

Глава 3

— Какая ночь! Господи, ночь какая! Теплынь и этот воздух… Он весь напоен, пропитан розами… Я обожаю их пряный аромат. А вы, маленький Толя? Вы любите розы?

— Я люблю вас, Зина, и только вас.

— Опять! Но это несносно. И вам не наскучило еще подобное однообразие? Оно вам, право, не к лицу, и потом… Я понимаю преследовать цель, сколько-нибудь достижимую, а ведь я для вас…

— Вы для меня — самое дорогое и самое острое, что я знаю на земле.

— Да ну? Неужели? Острее Жильберты даже и крошки Ирен, маленький Толя, да?

— Бросьте этот тон, Зина! Я его не выношу!

— Не говорите дерзости, а то я встану и уйду, скверный вы мальчишка.

— Нет, нет! Ради Бога, только не это! Я буду скромен и тих, как добрый старый сенбернар, уверяю вас, Зина…

— И еще условие: сорвите эту гадкую бородку, она — противная и скрывает ваш подбородок. А мне нравится ваш подбородок, Толя… нравился еще с детства, когда вы были маленьким-маленьким. Я люблю его упрямую, стальную линию. Мне кажется, у Нерона должен был быть такой жестокий, упрямый подбородок. А я люблю жестокость… Да… Что вы на это скажете, маленький Толя?

— Мне нет дела до Нерона, Зина, и еще менее — до его подбородка. Мне нет дела ни до кого, ни до чего, кроме вас и моей любви к вам… Зина, Зина! Взгляните же на меня, милая прекрасная Зина, милая женщина с капризной душой, за которую я…

— Т-с-с-с! Не надо неистовства, маленький! Взгляните лучше, какая ночь, и пейте ее аромат и тишину… Пейте и отустите мои руки, Толя!.. Анатолий! Я не терплю насилия; я — сторонница полной свободы и люблю… нет, нет, не вас, а ее… ее, эту ночь.

И смех очаровательной вдовушки звучит снова, как смех русалки или ночного эльфа, покачивающегося на чашечке цветка.

Да, эта ночь прекрасна. Сад, опоясанный длинною, извилистою гирляндою цветных фонариков, кажется какой-то волшебной феерией вокруг белого, старинного, стильного палаццо. Но выше и дальше черный бархат ночи поглотил эти пестрые, разноцветные праздничные огни. А здесь, у дальней скамейки на берег) приютившейся над самой водою беседки, воздушной и легкой, как готический замысел старины, опять полутьма и нежащее веяние тишины.

Лица собеседников едва намечаются в этом призрачном полусвете, ближайшие фонарики бросают причудливый свет на их черты. А в ушах все звучит трепетно и истомно радостная, сладкая мелодия модного вальса. И эти розы на куртинах так чудовищно пахнут сейчас!

— Я — точно пьяная нынче, — смягченным голосом говорит вдовушка. — Я влюблена в эту ночь и в эти розы, и еще в кого-то, сама не знаю, в кого.

— Увы! Не в меня, конечно?

— Увы! Не в вас, маленький Толя. И мне это, поверьте, досаднее, нежели вам.

— Да, охотно верю, потому что вы не можете не знать, что я люблю вас столько времени, — отвечает молодой офицер без тени обычной шутливости.

Да, он любит Зину, любит давно — два, три года. Не все ли равно сколько? Он болен, болен этой любовью, пусть же она это поймет. Он хочет любить ее всегда, потому что она прекрасна. И вот в последний раз спрашивает он ее: «да» или «нет»? Согласна ли она стать его женою? Он ждет ее слова, ее последнего, решающего слова.

Руки Анатолия отыскивают в темноте пальцы Зины и сжимают их так сильно, что она вскрикивает от боли.

— Но вы с ума сошли!.. Вот странный, необычайный способ делать предложение. Да ведь мы не скифы, мой милый.

— Я люблю вас и жду ответа.

Глаза Анатолия горят, как у кошки в темноте, а голос по-прежнему глух и странен. В нем таится сейчас не то угроза, не то…

Зине становится не по себе в эти минуты, и от его сильных пальцев, и от его голоса. И его обычно жизнерадостное, молодое лицо кажется сейчас таким новым, сумрачным и угрюмым в полутьме. С деланным спокойствием она спрашивает его:

— Маленький Толя, сколько вам лет?

Молодой человек слегка колеблется, потом отвечает с заминкой:

— Двадцать пятый.

— То есть двадцать четыре всего? Так? А мне уже под тридцать, мой милый. А вы знаете, что приносит неравный возраст супругов в таком случае? И потом я не рождена для брака. Я страстно люблю искусство, сцену и мечтаю о ней, она кажется мне желанным, священным храмом, и брак для артистки по призванию — это петля. Или я действительно должна влюбиться, чтобы променять свою царственную стихийную свободу на звенья брачных оков. Ну, бежим танцевать, маленький Толя, а то, вы можете быть уверены, провинциальные кумушки тотчас же сплетут вокруг нас целые гирлянды тех пышных цветов, которые именуются сплетнями. А я этого не хочу, да и вы, я думаю, тоже. Ну, так вашу руку, и будем свободны и ясны!

Бесконечной вереницей по всем комнатам громадного старинного дома, через картинную галерею, через грандиозную столовую, через целый ряд приемных тянется, вьется пестрая лента танцующих. Дирижер Никс Луговской, кавалер Муси, придумывает запутаннейшие фигуры бесконечного котильона.