Ее андалузский друг - [20]

София огляделась. Остальные, сидевшие за столом, разговаривали и смеялись, курили и пили. Казалось, каждая тема протягивалась ниточкой к чему-то большому. Инес пригнулась к ней, пытаясь поговорить. Гектор переводил как мог, однако они с Инес то и дело начинали над чем-то смеяться, глядя друг на друга. Соня не смеялась, лишь улыбалась легкой улыбкой, которая придавала ее красивому лицу новое выражение — словно ей на некоторое время все начало нравиться, словно она решила насладиться моментом. Гектор вел себя с мальчишеской растерянностью — ему было весело, она это видела. Всем было весело. Адальберто впал в детство — беспрерывно говорил что-то по-испански, чего никто, кажется, не понимал, однако все смеялись. Дафни и Терри еще теснее прижались друг к другу, сидели, крепко обнявшись. Софии казалось в тот момент, что весь мир совершенен и прекрасен.

Около половины четвертого она вышла из ресторана, ей не хотелось уходить, но вечеринке не было видно конца.

Гектор проводил ее до такси, открыл дверь.

— Спасибо, — сказала она.

— Тебе спасибо.

София чуть подалась вперед, давая ему себя поцеловать. Его губы оказались мягче, чем она могла представить. Однако он держался очень осторожно и тут же оторвался от нее.

Приехав домой, София не могла заснуть. Села на веранде, прислушиваясь к пению птиц, вдыхала сказочные запахи раннего утра и наслаждалась красотой, окружавшей ее. Глубокий зеленый цвет газона, пышные кроны деревьев, совершенство всей картины. Она знала, что это состояние вызвано наркотиком, однако не испытывала ни малейших угрызений совести.

София спросила себя, почему вдруг позволила себе отпустить тормоза и с внутренней улыбкой нарушить так много границ. Что произошло с ней в последнее время?

Ларс стоял, прислонившись к стене. Он смотрел на Эрика, который сидел, положив ноги на выдвинутый ящик стола, и ковырял в ухе карандашом. Эва Кастро-Невес слегка поворачивалась туда-сюда на своем вращающемся стуле, а Гунилла, нацепив очки, изучала какую-то бумагу. Наконец она дочитала бумагу, сняла очки и оставила их висеть на шнурке на шее.

— Начни ты, Ларс.

Ларс заерзал, словно искал дыру, в которую можно было бы скрыться. Когда его просили выступить перед другими, он всегда испытывал страх. Он искал внутри себя спасательный круг, который выручил бы его в этой ситуации, — агрессию, пустоту или что-нибудь еще. Нащупав подходящий имидж, он подключил его и начал довольно ровным голосом рассказывать о том, как София столкнулась с Гектором в универмаге «НК» и как накануне вечером она отправилась на банкет в ресторан «Трастен» в Васастане.

— Но все это я описал в своих отчетах.

Гунилла взяла слово:

— У Софии с Гектором роман, теперь нам это известно. Будущее покажет, что у них за отношения. Ларс, расскажи о банкете.

Он откашлялся, не зная, куда деть руки: они висели как-то странно, и ноги никак не могли прийти в расслабленное положение.

— Я не заметил ничего необычного, помимо двух телохранителей, которые стояли на охране у ресторана после того, как туда зашел пожилой мужчина — по всей видимости, отец Гектора. В три часа двадцать восемь минут София села в такси: с большой вероятностью — чтобы ехать домой.

— Спасибо, — сказала Гунилла и кивнула Эве.

— Я сфотографировал других гостей, когда они покидали ресторан, — добавил Ларс. — Фотографии немного нечеткие, но, может быть, ты захочешь взглянуть на них, Эва?

Голос Ларса звучал чуть фальцетом, и ему это не нравилось.

— Отлично. Дай фотографии Эве, — сказала начальница.

Ларс почесал в затылке.

Эва вернулась к своим бумагам, заглянула в них, перелистала несколько страниц:

— София Бринкман, урожденная Лантц, живет вполне благополучной жизнью — видимо, на наследство, полученное от мужа; иногда общается с подругами и изредка с матерью. Ее прошлое практически безупречно. Окончила школу, оценки выше среднего, год проучилась по обмену в США, после окончания гимназии несколько месяцев путешествовала с подругой по Азии, затем поработала в нескольких местах и поступила учиться на медсестру. Повстречалась с Давидом Бринкманом, два года спустя родила сына Альберта, они поженились, переехали из квартиры в Стокгольме на виллу в Стоксунде. После смерти Давида в две тысячи третьем году она продала виллу и купила небольшой домик в том же районе, где проживает вдвоем с сыном.

Эва остановилась, перелистала свои бумаги и продолжила рассказ:

— Сын Альберт — ее единственный близкий человек. Создается впечатление, что у нее нет хобби или каких-то особых интересов. Ее социальные связи трудно поддаются анализу: мы не знаем ее друзей, кроме подруги Клары, — той женщины, с которой она ходила в ресторан, когда ты следил за ними, Ларс. У меня пока все.

Снова заговорила Гунилла:

— Она и раньше была такой, до того, как мы ею занялись? Ходила по ресторанам с мужчинами? Или была скорбящей вдовой — и Гектор первый, кто заставил ее выбраться из панциря на свет божий?

— Пожалуй, что так, — ответила Эва.

— А именно?

— Что Гектор первый.

— Почему ты так думаешь? — уточнила начальница.

— Ничто не указывает на то, что она встречалась с мужчинами после смерти мужа, но я буду копать дальше.