Гегель требует понимать единство как определенное множество, т. е. как конкретное. Это понимание он демонстрирует на понятиях «бытия и ничто», «качества и количества» и т. д. Единство выступает как «притяжение» «отталкивающих» друг друга моментов, каждый из которых, взятый сам по себе, «не имеет силы» и есть сам по себе «лишь переход в свое другое». Единство тем самым оказывается конкретным единством, новой определенностью, включающей в себя оба момента. Так, единство бытия и ничто есть становление, единство качества и количества — мера, единство дискретности и непрерывности — количество и т. д. Иными словами, единство есть всегда нечто более содержательное и богатое, чем каждый из двух его абстрактных моментов, а не тощая абстракция, выражающая лишь то, что в них «одинаково» и отбрасывающая все остальное в них.
Однако вся эта диалектика, рождающая конкретное, определенное единство, совершается, согласно Гегелю, лишь в мышлении. Всеобщее конкретное единство, объединяющее природу с духом, осуществляется поэтому лишь в чистом логическом процессе, в переходе категорий друг в друга. Вещи и явления вне мышления конкретного единства не достигают, оставаясь навсегда внешними друг другу. Лишь мысль, переходя от одного определения к другому, связует их в единство, в «одно».
Диалектический материализм впервые соединил общий тезис материализма, согласно которому единство мира заключается в его материальности, с диалектическим пониманием проблемы единства. Единство так же реально вне сознания, как и многообразие, и всегда представляет собой конкретное, определенное единство. Конкретное единство в противоположность абстрактно-формальному единству, которое может быть и мнимым, произвольным, искусственным, есть объективно-определенная связь и взаимообусловленность многих явлений в составе некоторого конкретного целого, есть многообразие, определенное как качественно, так и количественно. Чисто качественное единство явлений, выражаемое понятием, как и чисто количественное («нумерическое») единство, выражаемое числом и мерой, суть только абстрактно-теоретические формы выражения действительного единства, друг без друга это единство выразить неспособные.
Каждая наука имеет своим предметом определенное, конкретное единство многообразных явлений, относительно самостоятельную сферу действительности развивающуюся по своим специфическим закономерностям. Определяя конкретное как единство многообразного, Маркс в качестве типичного примера такого единства рассматривает товарно-капиталистическую формацию, как живое, развивающееся целое, как «тотальность». Выделение определенной сферы действительности как единства вовсе не субъективно, как это изображают субъективно-идеалистические системы, абсолютизирующие абстрактно-математическую форму единства, «нумерическое единство», в котором происходит отвлечение от качественной основы абстракций и синтеза.
Единство мышления и действительности марксизм усматривает не в мышлении (как у Гегеля) и не в созерцании (как у Фейербаха), а в процессе общественного производства материальной жизни, в практически-предметном преобразовании мира общественным человеком. На этой основе марксизм-ленинизм разрешил вопрос о единстве мышления и бытия, знания и предмета, как гносеологических противоположностей. В диалектическом материализме было впервые достигнуто понимание единства теоретического осмысления действительности (т. е. процесса «превращения» действительности в мысль) и практики (включающей в себя акт превращения идеального замысла, плана в действительность), которое в философии Гегеля было представлено превратно, на основе тезиса о примате мышления над практикой и над природой. Вопрос о единстве мышления и действительности был впервые решен марксизмом конкретно на основе материализма, на основе тезиса о примате материи (природы) и предметной деятельности человека над его мышлением и продуктами мышления.
Конкретное раскрытие единства всегда сводится к отыскиванию всей совокупности опосредующих звеньев (в том числе причинно-следственных отношений), замыкающих противоположные полюсы предмета, к прослеживанию процесса превращения противоположностей друг в друга во всей его сложности и внутренней противоречивости, а вовсе не в абстрактно-формальном приравнивании противоположностей в лоне непротиворечивой абстракции. Легко понять, что деньги — тоже товар, указывал Маркс. Гораздо труднее (но в том-то и состоит задача науки) показать, как и почему товар становится деньгами. А эта задача, в свою очередь, ведет к пониманию товара как единства противоположных экономических форм, как противоречивого единства, развивающегося в форму внешней противоположности, где это единство уже не выступает как простое одно и то же. Здесь мы имеем дело с диалектически противоречивым, с конкретным единством. «Если процессы, противостоящие друг другу в качестве совершенно самостоятельных, образуют известное внутреннее единство, то это как раз и означает, что их внутреннее единство осуществляется в движении внешних противоположностей. Когда внешнее обособление внутренне несамостоятельных, т. е. дополняющих друг друга, процессов достигает определённого пункта, то единство их обнаруживается насильственно — в форме кризиса»
