Единственный принцип - 2 - [39]

— С таким богатством и в Старом можно неплохо устроиться, — резонно заметил тот.

Общество Лучо все меньше нравилось бывшему монаху. С одной стороны, гораздо спокойнее путешествовать в компании опытного воина, но с другой, — постоянно находиться рядом с человеком, который знает твою темную сторону, было довольно неприятно. Лучо ни разу за все время пути не заговорил с ним о Вильштоке, но изредка Захарий ловил на себе его пронизывающий взгляд, который говорил ему гораздо больше, чем любые слова. Захарий был бы рад, если бы Лучо хоть в тот же момент отправился в Поморье, но старался не показывать виду, резонно полагая, что может вызвать у попутчика нежелательный интерес к своим планам.

— Слишком много крови я пролил на этой земле, возразил ему тем временем Лучо.

— И что с того? Не ты один, — удивился Захарий.

— Плевать мне на остальных, — зло ответил солдат, и бывший монах не стал его переубеждать.

— И чем ты займешься в Новом Свете? Ведь ты ничего не умеешь, кроме как воевать, — поинтересовался Захарий.

— Буду жить, просто жить. Так, как я этого хочу. Теперь я могу себе это позволить.

Слова спутника заставили Захария задуматься о своем, и он испытал даже легкое удивление. До сих пор он думал только о том, чего хочет, но ни разу не задумался над тем, как будет с этим жить. Сможет ли он жить так, как хочет, или всего лишь получит возможность плевать на тех, кто до сих пор позволял себе подобное по отношению к нему самому? У него не было ответа на этот вопрос, да и не могло быть. Во всем мире был только один человек, который мог просветить его. Но бывшего монаха не интересовало то, что знал этот человек, он хотел получить то, чем тот обладал, то, благодаря чему он и получил возможность знать. И Захарий не сомневался, что единственным препятствием на его пути к желанной цели было то расстояние, которое отделяло его от Хеба и сокращалось с каждым днем.

Серьезных препятствий по прибытию бывшего монаха в Хеб действительно не оказалось. Даже Лучо, наконец, без всяких предисловий попрощался с ним и исчез в толпе. А Захарий снял убогую комнату в бедном квартале и отправился на поиски нужного ему человека. Сделать это было довольно просто, учитывая его положение в обществе. Гораздо труднее, по той же причине, было улучить момент, когда он останется один.

Произошло это через несколько дней после прибытия Захария в Хеб в местной церкви после вечерней службы, на которой присутствовал епископ Бруно. Бывший монах скромно устроился в углу храма и с почти профессиональным интересом наблюдал за богослужением. Когда все закончилось, он сделал вид, что продолжает отрешенно молиться, краем глаза следя за епископом. Тот долгое время пребывал в окружении других священников, выслушивая их доклады и раздавая какие–то указания. Оставшись, наконец, в одиночестве, он посмотрел в сторону входа, потом с удивлением и раздражением на одинокого прихожанина, и присел в первом ряду. По его дальнейшему нервному поведению было нетрудно догадаться, что он кого–то ждет. Но прошло около получаса, а никто так и не появился. Захарию первому надоело ожидание, и он, стараясь не шуметь, покинул свой пост и направился к епископу. Каждый шаркающий шаг по каменному полу сопровождался громким ударом его сердца, которое таким образом отсчитывало последние мгновения до самого значимого в короткой жизни бывшего монаха события. В какой–то момент он даже испугался и готов был броситься со всех ног к выходу, но было уже поздно, — Бруно уже повернул голову и с удивлением разглядывал приближающегося к нему незнакомца. Как в старые монастырские времена Захарий поспешил опустить голову вниз, чтобы случайно не встретиться с епископом взглядом. Бывший монах призвал на помощь остатки смирения, от которого с успехом избавлялся все это время. Сейчас, возможно, оно понадобилось ему последний раз в жизни, чтобы не вызвать у епископа Бруно преждевременных подозрений. Вот только за маской кротости скрывалось теперь холодное спокойствие. «С чего начать?», — вот единственная мысль, которая в тот момент беспокоила Захария.

— Чего ты хочешь? — грубо спросил епископ, когда незнакомец оказался всего лишь в каком–то шаге от него.

Но бывший монах ничего ему не ответил. Так и не решив, с чего начать, он начал с того, чем должен был закончить. Выхватив загодя припрятанный в рукаве кинжал, Захарий нанес неуклюжий удар, почти не причинивший Бруно вреда. Но этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы что–то звериное вырвалось из Захария наружу. Придя в себя через несколько минут, он увидел перед собой окровавленный труп священника, уродливо развалившийся на скамье и явно собиравшийся сползти на каменные плиты. Захарий придал ему более устойчивое положение и присел рядом, смиренно сложив окровавленные руки на коленях.

— У меня к вам всего лишь несколько вопросов, — заговорил вдруг молодой человек, отрешенным взглядом уставившись на алтарь. — Я многое знаю, и много чего повидал за последнее время, но вопросы все равно остались. Я, например, часто думаю о том, что было бы, если бы весь мир вдруг оказался у моих ног. Чтобы я делал, а еще важнее, чтобы я чувствовал при этом? Чего бы я хотел, и хотелось бы мне вообще чего–то? Я мог бы найти ответы на любые, даже самые сложные вопросы, вроде таких, как «кто я и что делаю в этом мире?», но самые главные остались бы для меня загадкой. Если бы не вы… Только вы можете мне помочь.