Андреем овладел азарт ученого, — тот самый сладкий трепет, который бросает охваченных им на поиски неведомой еще истины — и он принялся искать вещества, основываясь на их эффекте и компьютерном моделировании. Через месяц результаты программы стали укладываться в допустимую погрешность, и Андрей рискнул — эффект превзошел все ожидания. Это было намного лучше, чем он предполагал, а о зависимости молодой энергичный врач тогда не думал — мало ли чего там напишут древние люди в глупых бумажках. Тем более что MDA давал ощущение свободы — не Гармонии, нет, а именно свободы, которая намного больше, чем все Гармонии, вместе взятые. Очень скоро он понял, что у него зависимость — и ему это понравилось еще больше. Это делало Андрея не таким, как все, не таким…стерильным, что ли… Так прошло три года, отчасти зависимость снимала нейроблокада, кроме того, он был достаточно хитер, чтобы не попасться камере Ока Гармонии. Но настал день, когда Андрей забыл об осторожности, за что и поплатился, очень быстро…
Теперь его ждал Туннель. Андрей не хотел о нем думать, тем более, что до отправки было еще девять часов плюс-минус два, но мысли упорно возвращались к этому удивительному природному феномену, ставшему самым страшным карательным орудием Гармонии. Туннели обнаружили, как это часто и случается, совершенно случайно, в процессе изучения механизмов распада инопланетных минералов. Один из них, карий с далекой-далекой планеты, не имевшей пока даже земного имени, в процессе распада выдавал мощные всплески энергии неизвестного происхождения, которая позволяла переправлять любые объекты на любые расстояния. Первые опыты были неутешительными и немало ученых были отправлены неизвестно куда, однако, по мере совершенствования техники, люди научились подчинять себе этот загадочный минерал. Позднее была создана первая сеть телепортов, которая уничтожила расстояния между колонизированными планетами и объединила обитаемый космос. Для людей телепорт проводился исключительно в защитных костюмах (техника безопасности) — а осужденным их никто и не собирался выдавать, но даже если выбрасываемым из мира на задворки Вселенной везло, и они не умирали во время процедуры — чего, впрочем, никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть — то вернуться домой они не могли: ни одна из планет, определенных под выброс, не имела возвратных пунктов. Вот и все.
Проще было бы убить, думал Андрей, заложив руки за голову и глядя в потолок. Как в старые времена: вывести во двор, поставить перед непременно выщербленной кирпичной стеной и дать одновременный залп из всех возможных орудий. Было бы намного проще — но он же все-таки принадлежал к Гармонии, был ее гражданином, пусть даже и негодяем, а это значило, что государство ни в коем случае не прольет его крови, ибо всегда пропагандировало гуманизм и терпимость. Так что шанс спастись, избежать гибели у Андрея все-таки был — но в процентах вычислять возможность выжить не хотелось, слишком уж были малы эти проценты…
Свет, источаемый стенами, слегка померк — это значило, что наступает ночь… Андрей закрыл глаза, но сон по-прежнему не шел; тогда он махнул рукой на попытки заснуть — все равно оставалось от силы три часа.
Свет вспыхнул настолько ярко, что Андрей зажмурился. Началось…
Створки дверей разошлись в разные стороны, и Андрей увидел прокурора и двух охранников. Смотрели они на него устало и без любопытства: все-таки это было уже девятое дело за сегодняшний день.
— Осужденный Кольцов, на выход.
Андрей послушно поднялся с койки и вышел в коридор.
Дождь лил уже пятый день подряд и казался бесконечным. Невесомые капли падали беспорядочно, порывами, чему немало способствовал ветер. Облака прижимались к земле так низко, что, казалось, влажная пелена неба вот-вот сольется с туманом. Местное Солнце отчаянно пыталось пробиться через эту глухую завесу, но тщетно. Шагая по раскисшей разбитой дороге в неудобных, на одну колодку скроенных сапогах и поминутно поскальзываясь на комьях глины, Андрей думал о том, что живет здесь вот уже десять лет, но никак не может привыкнуть ни к постоянным дождям, ни ко всем прочим не слишком приятным деталям своего после-Туннельного бытия. Толстые высокие деревья с шишковатыми наростами на стволах, росшие вдоль дороги, роняли в лужи узкие темно-красные листья — по Аальхарну шагала бесконечная осень, пока еще многоцветно броская и яркая. Разглядывая дальнюю громаду леса на горизонте, пылающую всеми оттенками алого и оранжевого, Андрей размышлял о том, что почти забыл, какой бывает земная осень, и, вопреки ожиданиям, ему от этого совсем не было грустно.
Позади послышалось шлепанье по грязи, скрип колес, и повеяло крепким табачным духом и лошадиным потом; Андрей обернулся и увидел, что по дороге едет крытая повозка Проша. Сам Прош, в неизменной меховой безрукавке и дырявой шляпе, со столь же неизменным скверным настроением материл свою одноухую колченогую лошадку на чем свет стоит, поминая громы, молнии, сломанное весло и Королеву псов, покровительницу охотников, во всех возможных комбинациях. Однако, узнав Андрея, ругаться он прекратил и даже изобразил на заросшем клочковатой бородой лице то, что, должно быть, считал доброй дружеской улыбкой.
