Единственная - [11]

— Ладно, перестаньте оба, — попыталась примирить их Наташа, — кроме того, мне нельзя, модели не курят.

И Бен, и Карлин постарались сдержать улыбки и не стали напоминать, что она пока еще учится в школе.

— Верно, не курят, — добродушно согласился Бен.

Он встретился взглядом с Карлин и, увидев по ее глазам, что она поняла его стремление защитить чувства сестры, разозлился на себя за то, что позволил ей поймать себя на «телячьих нежностях», и в замешательстве покраснел. Он лихорадочно оглядывался вокруг, ища способ исправить положение, и ему в голову пришла идея.

— Спортсмены тоже не курят, — сообщил он Карлин и, разбежавшись, перепрыгнул на соседнюю крышу с такой же покрытой гудроном поверхностью, как и крыша их дома, но отделенную от нее промежутком в пять футов.

Бен слышал, как у Наташи и Карлин вырвался вздох. Обернувшись к ним, он убедился, что выглядит победителем, хотя, осознав свой поступок, на мгновение испугался. Даже оттуда, где он стоял, ему было видно, как изменилось выражение лица Карлин; несомненно, он выиграл очко.

— Я найду лучшее применение для своих легких, вместо того чтобы травить их сигаретами, — прокричал он ей снисходительным тоном, наслаждаясь победным мгновением.

— Я могла бы сделать то же самое, если бы захотела, — крикнула Карлин в ответ.

— Конечно, если бы захотела. — Бен говорил ласково, словно успокаивая малолетнего ребенка.

Карлин пришла в ярость.

— Я могу, просто именно сейчас мне этого не хочется.

— О, конечно.

Теперь Бен был абсолютно доволен собой, его тон говорил сам за себя. А забавно мучить ее таким способом, ведь он ни за что не позволит ей прыгнуть. До земли больше шести этажей, а расстояние между домами не такое уж маленькое.

— Карлин, пожалуйста, не обращай внимания, он тебя просто дразнит. — Наташа испуганно переводила взгляд с одного на другого.

Но Карлин бросила сигарету и сжала кулаки.

— То, что ты мальчишка, ровным счетом ничего не значит. Я могу сделать то же самое.

— Ничего подобного, — прокричал Бен, — не можешь.

— Нет, могу, — крикнула она в ответ.

— Ах, так? Ладно, я вызываю тебя!

Как только у Бена вырвались эти слова, он тут же пожалел о них, он совсем не собирался заводить ее так далеко. Глаза у Карлин горели, в несколько шагов она оказалась у края крыши и глянула вниз, примеряясь к прыжку. Наташа бросилась к ней.

— Не нужно, — взмолилась она, — я прошу тебя, не стоит.

— Назад, Таш, — встревоженно крикнул Бен, — отойди от края.

Он хотел крикнуть, что также берет свои слова назад, что вся затея просто глупа, но слова застряли у него в горле. Карлин попятилась, вглядываясь в противоположный край и оценивая расстояние. Долгое мгновение все трое, застыв, стояли на своих местах, никто не пошевелился, не издал ни звука. Внезапно Карлин рванулась вперед, все быстрее и быстрее, последний толчок оторвал ее от края, и она полетела, одна нога попала на крышу, другая же повисла в воздухе. Бен бросился к ней и, едва успев вовремя схватить ее за талию, с громко бьющимся сердцем оттащил от края.

— Ты в порядке?

Она оттолкнула его и выпрямилась, ее лицо было совершенно белым.

Прости меня, хотел сказать он, прости, я подверг тебя такой опасности, я не должен был этого делать, пожалуйста, прости меня. Но он стоял и молчал.

Карлин глубоко вздохнула, а когда наконец заговорила, ее голос звучал нарочито беспечно:

— Вот видишь, все прекрасно. Почему бы нет? Я сказала, что могу, и смогла.

И она крикнула Наташе, которая с тревогой смотрела на них с другой крыши:

— Встречай меня внизу на улице. Мы спросим у твоей мамы, нельзя ли тебе пообедать у нас.

Стремясь поскорее избавиться от взгляда Бена, Карлин пошла прочь, засунув руки в карманы, чтобы он не заметил, как сильно они дрожали.

1975

3

«Здесь все для нас…» — эта душещипательная мелодия наполняла Карлин, пока она спускалась по тропинке от средней школы Вестерфилда. Однажды в конце октября, вечером, когда уже начинало темнеть, слова этой песни приобрели для нее новый смысл, а месяцем раньше они с Наташей стояли в глубине школьного зала, с волнением ожидая услышать, получат ли они роли в «Вестсайдской истории». Когда мистер Дуглас объявил, что Карлин будет играть Марию, Наташа возбужденно запрыгала, радуясь за подругу, а Карлин от изумления открыла рот: главная роль — ей?

— Из всех школьных шуток эта, наверное, самая смешная, — произнесла она, больше удивленная своей удачей, чем озабоченная тем, что ей предстояло сыграть. Но недели репетиций сбили с нее спесь. Трагический роман двух молодых людей, замечательная музыка — она как бы очутилась в волшебной стране, где все величественнее и глубже, чем в реальной жизни.

Неожиданно легкий ветерок пронесся через огромные дубы, выстроившиеся вдоль широкой дорожки, ведущей на школьную спортплощадку, их ярко-красные и желтые листья резко контрастировали с рисунками «граффити» на стенах и ржавыми цепными ограждениями. Не слишком-то отличается от мира Марии и Тони, подумала Карлин, желая, чтобы нашелся музыкальный гений и прославил Вестерфилд, тогда город не был бы таким убогим и скучным.

По словам ее матери, было время, и не так уж давно, когда Вестерфилд славился как чудесное местечко, пусть не такое изысканное, как Коулвилл, где все ребята одевались по последней моде, ходили в школу танцев и брали уроки музыки, но, во всяком случае, гораздо менее унылое, чем теперь. Однако текстильные и обувные фабрики, составлявшие основу экономики города, одна за другой закрывались, и все больше людей оставалось без работы. Маленькие опрятные домики, которые когда-то походили на те, что нарисованы на рекламных проспектах торговли недвижимостью, теперь были покрыты глубоко въевшейся грязью, а на большинстве пешеходных дорожек валялись кучи старых газет и мусора. Единственными новыми зданиями были многоквартирные дома, субсидируемые муниципалитетом и заселенные теми, кто потерял последнюю надежду. Новостройка Ривервью первоначально рекламировалась как «шестиэтажка с видом на Хадсон-Вэлли и просторной игровой площадкой для детей», но теперь могла похвастаться лифтом, ломавшимся по меньшей мере дважды в месяц, и спортивным оборудованием, состоявшим из двух металлических стоек с привязанными к ним концами волейбольной сетки, давным-давно превратившейся в провисшие веревки.