Единственная сверхдержава - [11]
Становление Американской империи все больше видится не как проблема физических возможностей, а как вопрос национальной психологии. Вопрос заключается не в том, сможет ли Америка нести «глобальное бремя», а захочет ли она его нести. Это бремя тяжело и весьма весомо, но и возможности американские колоссальны. Пресловутое имперское перенапряжение если и наступит, то не скоро. Мир Кеннеди и Джонсона – мир Вьетнама требовал от США военных расходов, доходивших до 9 процентов национального валового продукта. Рост военных расходов при президенте Рейгане довел бюджет Пентагона до 6 процентов американского ВНП. В 2000 г. эти расходы равнялись 3 процентам колоссального американского ВНП, а военные расходы президента Дж. Буша-мл. грозят довести военные расходы Америки до 4 процентов ВНП (до 379 млрд. долл.). И это не создает для американской экономики невыносимого напряжения.
Ныне, унаследовав от холодной войны масштабные союзы, военную мощь и несравненную экономику, Америка имеют все основания верить в однополярный мир. Помогает глобализация и взаимозависимость. «Создавая сеть послевоенных институтов, Соединенные Штаты сумели вплести другие страны в американский глобальный порядок... Глубокая стабильность послевоенного порядка,— резюмирует известный социолог Дж. Айкенбери,— объясняется либеральным характером американской гегемонии и сонмом международных учреждений, ослабивших воздействие силовой асимметрии... Государство-гегемон дает подопечным другим странам определенную долю свободы пользоваться национальной мощью в обмен на прочный и предсказуемый порядок»[70].
Американское лидерство, с точки зрения идеологов гегемонии, существенно для разработки и сохранения процедур, обеспечивающих многостороннее международное сотрудничество, без которого едва ли можно говорить о продолжении экономического прогресса. Так полагают идеологи обеих ведущих политических партий США — республиканцев и демократов[71]. Лидеры республиканской администрации уверяют, что после сентябрьских террористических атак «выбор империализма безальтернативен, поскольку ни экономическая, ни политическая помощь не решают задачи достижения мировой стабильности».[72] Президент Буш-мл.: «Подобно тому, как Пирл-Харбор пробудил нашу страну, террористическая атака мобилизовала Америку, и Америка будет в этой борьбе руководить огромной коалицией»[73]. Опросы общественного мнения продемонстрировали резко возросший интерес к заграничным делам, к надобности в активной внешней политике. Еще совсем недавно – в 1997 г. один из представителей влиятельного исследовательского Брукингского института Р. Хаас назвал свою широко обсуждавшуюся книгу о роли Америки в мире «Неохотный шериф». А ныне автор, став директором отдела планирования Государственного департамента, признается, что, печатай он свою работу сейчас, он убрал бы с обложки слово «неохотный».
Самый влиятельный американский журнал убежден: «Логика неоимприализма слишком убедительна, чтобы администрация Буша-мл. могла ей противостоять… Наступил новый имперский момент и логикой своей мощи Америка займет место лидера»[74]. Сразу же после сентября 2001 г. американский конгресс немедленно выделил 40 млрд. долл. на проведение всех необходимых полицейских операций против тех, кто посягнул на Америку в сентябре 2001 г.
Новым является не то, что Америка – единственная «сверхдержава» мира (таковой она является со времени окончания «холодной войны»), а то, что в Вашингтоне начали ощущать, осознавать отсутствие препятствий, свое неслыханное превосходство, возможность пожинать плоды своего успеха. На огромном основании прочувствованного всей нацией страха администрация президента Дж. Буша-мл. могла строить призыв к активизму, жертвам, внешнеполитической наступательности. Теперь можно было считать, что изжит не только вьетнамский, но и сомалийский синдром. Теперь стало возможным положиться на гигантскую силу обиженной Сентябрем Америки. И стало возможным открыто и без лишних стеснений указать на колоссальную мощь Америки.
Сторонники, апологеты и вожди однополюсной гегемонии призывают американскую элиту воспользоваться редчайшим и бесценным историческим шансом. «Соединенные Штаты совершенно явственно предпочли бы однополюсную систему, в которой они были бы гегемоном»[75]. Поборники имперских прав энергично призывают Вашингтон возглавить мировое сообщество, прозвучало напоминание о том, что США являются “величайшим получателем благ от глобальной системы, которую они создали после Второй мировой войны. Как держава несравненной мощи, процветания и безопасности, США должны и сейчас возглавить эту систему, претерпевающую время разительных перемен»[76].
На гране трагедии и продемонстрированной всей нацией решимости триумфализм возобладал. Речь президента с посланием «О положении страны в 2002 г.» прерывалась аплодисментами 77 (!) раз, каждый раз овация длилась не менее 40 секунд. Выражения «мы никогда не были сильнее, чем сегодня» стали символом дня. В этой речи президент Дж. Буш-мл. объявил: «Я не стану годами дожидаться, пока опасность материализуется». Через два дня министр обороны Д. Рамсфелд первым из официальных лиц обосновал необходимость упреждающих ударов. Выступая в Университете национальной обороны (Вашингтон) Д. Рамсфелд сказал: «Защита от терроризма и других появляющихся угроз 21-го века вполне может потребовать, чтобы мы перенесли войну на территорию противника. Лучшая оборона — это хорошее наступление». Изменилась сама атмосфера в стране. Согласно опросу NBC News в апреле 2002 г., 57 процентов американцев приветствуют военную акцию США против Ирака
