Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - [91]

Кто-то сказал мне: «Зря Вы сюда приехали, они не позволят Вам пройти». «Посмотрим», – ответила я. Я послала туда моего бирманского теософа с письмом от Фа Луэн Уган Ятча, ламы монастыря Памиончи, адресованным местному настоятелю (из монастыря Пе-ма-ин), и его пропустили. Через час сам настоятель, тощий, как высохший скелет, вышел ко мне, и гелонги принесли в дар чай с маслом и другие деликатесы. Когда с напитками и тёплым приёмом было покончено, они с почестями проводили меня на ту сторону. Троим сингальцам тоже позволили туда пройти, а вот англичанам пришлось остаться там, где они были! Я боялась лишь, что они не пустят меня обратно. Три дня я жила в маленьком доме у самых стен монастыря, днём и ночью беседуя с гелонгами и верховным ламой (инкарнацией Сакья-Будды); долгие часы я провела в их библиотеке, куда обычно не пускают женщин – трогательное свидетельство моей красоты и её абсолютной невинности, и настоятель узнал во мне женскую инкарнацию одного из Бодхисаттв, чем я очень горжусь. Затем пришло письмо от Кута Хуми, и меня проводили к мосту другой дорогой… они отвезли меня в Сикким и привезли туда, где я нахожусь сейчас – в другой монастырь лам, в 23 милях от Дарджилинга[591].

Во время своих путешествий по Сиккиму Е. П. Блаватская остановилась в ашраме у своих учителей. По возвращении в Дарджилинг – где ей порекомендовали провести не меньше двух месяцев – она написала Синнетту в письме от девятого октября:

О, те блаженные, счастливые два дня! Это было, как в старые времена… та же деревянная хижина, домик, поделённый на три закутка, стоящий в джунглях на четырёх пеликаньих лапах; всё те же бесшумно скользящие жёлтые чела; тот же вечный звук «буль-буль-буль» негасимой трубки-челум моего Хозяина; издавна знакомый благозвучный голос вашего К. Х. (голос его стал ещё мелодичнее, а лицо ещё тоньше и прозрачнее); та же обстановка в доме – шкуры, подушки, набитые хвостами яков, блюда с солью, чаем и т. д.

Итак, когда я уехала в Дарджилинг, куда они меня послали – «подальше от чела, которые могли влюбиться в мою красоту», как сказал мой обходительный Хозяин – на следующий день я получила записку, которую я прилагаю к этому письму, от чиновника местной колониальной администрации. В ней он предостерегал меня от поездки в Тибет!! Он запер двери конюшни, когда лошади уже как не бывало[592].

Летом Дарджилинг, расположенный в горах, становился резиденцией чиновников и их семей. Одной из его особенностей был восхитительный вид на Гималаи, пролегающие в 40 милях к северу от города. Здесь Е. П. Блаватская жила с теософами, только что прибывшими с юга. Один из них, Мохини Чаттерджи, юрист из Калькутты и потомок великого индийского реформатора Раджи Раммохана Роя, был самым блестящим из первых теософов-индусов. В своей статье «Гималайские Братья – существуют ли они?» Мохини описывает впечатления того времени:

В Дарджилинге я жил под одной крышей с несколькими теософами… большинство из них так же сильно сомневались в существовании гималайских Махатм, как и я в то время. Мне уже довелось встречать людей, которые утверждали, что являются чела Гималайских Братьев, видели их и даже жили вместе с ними не один год. Они смеялись над нашим замешательством. Один из них показал нам превосходно выполненный портрет мужчины, похожего на святого. Как оказалось, это был Махатма Кут Хуми (ныне мой почтенный учитель), которому Синнетт посвятил сочинение «Оккультный мир».

Спустя несколько дней после моего приезда к нам заглянул тибетский уличный торговец по имени Сандук. Его хорошо знали в Дарджилинге и его окрестностях, куда он с давних пор приходил, чтобы продавать тибетские безделушки. Он несколько раз заходил в наш дом, пока мы там жили, и благодаря своей простоте, внутреннему достоинству и приятным манерам производил впечатление прирождённого джентльмена. В нём напрочь отсутствовали черты, которые пусть даже отдалённо роднили бы его с образом необразованного дикаря, какими тибетцев нередко представляют европейцы.

Поскольку в это время Елены Петровны не было в Дарджилинге, теософы воспользовались возможностью получить через Сандука сведения касаемо существования Махатм в Тибете. Мохини продолжает:

В первый день мы задавали ему общие вопросы о Тибете и братстве Гелугпа, к которому он принадлежал, по его собственному признанию. Его ответы подтверждали рассказы Богля, Тёрнера и других путешественников. На второй день мы спросили его, не слышал ли он о том, что в Тибете помимо лам есть и другие люди, которые обладают сверхъестественными силами. Он признал, что такие люди есть. Они куда выше обычных лам, сказал он, и в основном живут в горах, над Шигадзе и рядом с городом Лхасой. Эти люди умеют творить необычные феномены, «чудеса», и некоторые из их чела, или лоту, как их называют в Тибете, умеют исцелять больных, давая им отведать риса-сырца, который они лущат собственными руками.

Затем к одному из нас пришла отличная идея. Не говоря ни слова, мы показали ему портрет Махатмы К. Х., о котором говорилось ранее. Он посмотрел на него несколько секунд, а затем, словно узнав его, почтительно поклонился портрету и сказал, что изображённый на нём мужчина похож на чохана (Махатму), которого он встречал…