Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - [122]

В Париже Соловьёв познакомился с сестрой Е. П. Блаватской, Верой, и между ними завязалась дружба, которой суждено было продлиться несколько лет. Они написали друг другу бесчисленное количество писем. По-видимому, работая над «Современной жрицей», Соловьёв забыл об этой переписке, которая закончилась более шести лет назад. Вера сохранила все его письма, а также некоторые из писем, адресованных Елене Петровне, которые сестра сама ей передала. Кроме того, после смерти Блаватской Вере прислали из Адьяра остальную часть переписки. Когда в 1892 г. «Русский вестник» опубликовал статьи Соловьёва о её сестре, Вера написала длинный ответ. Ни одно издание не хотело его публиковать, хотя она была известной писательницей, поэтому в 1893 г. она самостоятельно выпустила буклет под заглавием «Е. П. Блаватская и современный жрец истины».

При публикации статей в форме книги Соловьёв уже не мог игнорировать Верин буклет. Он включил отрывки из него в «Приложение А», а в «Приложении Б» дал свой ответ. Тем не менее он опустил письма, которые более всего его компрометировали, как и другие важные сведения. Выяснилось это, когда Екатерина Юнг полностью перевела буклет на английский. Перевод насчитывает 110 страниц печатного текста, и это при том, что в нём отсутствуют важные сведения, полученные от других родственников Е. П. Блаватской.

Здесь следует вкратце рассказать об отношении Соловьёва к теософии и Е. П. Блаватской. В самом начале книги он заявляет, что относился к её роду деятельности с недоверием. По его словам, когда она заговорила о своём Учителе, он «сразу почувствовал какую-то едва уловимую фальшь». Он признаётся, что был совершенно разочарован в ней, хотя его поразили её необыкновенные глаза. Вскоре после этого он вступил в Теософское общество, однако посвящение показалось ему «глупой шуткой, которая оставила после себя чувство стыда и даже отвращения… Мне сразу захотелось выйти на свежий воздух»[774].

А теперь сравним это заявление с письмами Соловьёва к Е. П. Блаватской, Вере, а также с письмами самой Елены Петровны к причастным лицам.

«Я лишь недавно приехала в Лондон, – писала Елена Петровна Надежде, – но уже получила два жалких письма от Соловьёва. Он просит лишь, чтобы я любила его и не забывала. Говорит, что никогда не любил никого, кроме членов своей семьи, так, как любит меня, несчастную старуху»[775].

Прочитав «Изиду» в переводе на французский, Соловьёв пишет Вере 19 июля 1884 г.): «Я ознакомился со второй частью „Разоблачённой Изиды“ и теперь полностью убеждён в её необыкновенном даровании». По словам Веры, он часто говорил ей, что после того чуда, которое её сестра осуществила, написав эту книгу, не стоит и говорить об остальных её «чудесах»[776].

Соловьёв провёл неделю в Эльберфельде. По возвращении в Париж он получил длинное письмо от Е. П. Блаватской, в конце которого заметил приписку от К. Х., «сделанную, как обычно, синим карандашом». И письмо, и послание К. Х. он процитировал в «Современной жрице». В следующем комментарии писатель в полной мере раскрывает свой драматический талант:

Меня так возмутила «астральная приписка» Кут-Хуми, что первой моей мыслью было попросить госпожу Блаватскую навсегда забыть о моём существовании. Однако, последовав этому импульсу, я бы непременно раскаялся; в тот же день у мадам де Морсье я встретил самых убеждённых и честных из французских теософов; и они, вопреки всей очевидности этого обмана, признали в надписи почерк Кут-Хуми, а не «Мадам».

Абсолютная слепота со стороны людей, рациональных во всём, кроме вопроса непогрешимости «Мадам», наконец вынудила меня придерживаться моего первоначального плана. Я вознамерился, что бы ни случилось, собрать столько доказательств всех этих обманов, чтобы их хватило не только мне, но и всем этим слепым простофилям. С того момента я запретил себе испытывать невольное сочувствие и жалость, которые всё ещё притягивали меня к Елене Петровне. Впредь я видел в ней в первую очередь Мадам Блаватскую, воровку душ, которая пыталась украсть и мою душу. Она водила меня за нос под личиной дружбы и преданности; она пыталась запутать и использовать меня; и посему мои руки были развязаны[777].

Как непостоянна человеческая память! Ниже приводится начало письма Соловьёва к Е. П. Блаватской в ответ на то самое письмо с припиской К. Х.:

Дорогая Елена Петровна,

Я только что получил Ваше письмо. Хотите верьте, хотите нет, я не удивился ни ему, ни даже приписке Кут-Хуми. С ним я произведу сенсацию через мадам де Морсье…

Когда Е. П. Блаватская получила первые новости о скандале с Куломбами и решила незамедлительно отправиться из Эльберфельда в Индию, Соловьёв писал Вере (30 октября): «Завтра Е. П. отбывает в Ливерпуль, затем направится в Египет и Индию. То, что она всё ещё жива и, более того, способна путешествовать на такие расстояния и в такое время года, кажется невероятным! Или, точнее, очередным доказательством существования Махатм!..»[778].

Далее мы переходим к периоду, когда Блаватская уже вернулась в Европу. В «Современной жрице» Соловьёв утверждает, что в Вюрцбурге он вскоре вытянул у Елены Петровны признание в многолетней мошеннической деятельности. Олькотт был её сообщником, так же как Дамодар, Мохини и даже Субба Роу! Критики Е. П. Блаватской особенно часто используют следующую цитату, которая появилась в «Ньюсуик» 24 ноября 1975 г. по случаю 100-летия со дня основания Теософского общества в Нью-Йорке: