Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - [124]

Что полковник действительно был очень сильный магнетизёр и многих вылечил на наших глазах, это верно. Меня, в том числе, от застарелого ревматизма; да и самого г. Соловьёва, по его уверениям того времени[784].

По слухам, в Индии он вылечил сотни местных жителей[785].

После того как Соловьёв покинул Вюрцбург, Е. П. Блаватская, по его словам, закидала его письмами. По-видимому, на самом деле он не получил от неё ни одного письма и понял, что она оказалась ничуть не впечатлена письмом от восьмого октября.

Тогда Соловьёв решил отомстить и доставить неприятности Блаватской и её семье. Начал он с попытки внушить Вере, что теософия противоположна христианству. Сама Вера рассказывает об этом следующее:

Когда осенью 1885 г. г-н Соловьёв приехал в Петербург, он, в качестве глубоко преданного друга (каким выказывался в продолжение почти двухлетней усиленной переписки со мной и двумя старшими дочерями моими, уж не говоря о преданности его сестре моей), стал бывать у нас ежедневно. Переписка его – о всевозможных интересных предметах, преимущественно о литературе, о поэзии и лучших их представителях, – очень интересовала дочерей моих; сам же он ещё более заинтересовал всех нас своими живыми рассказами, своими оригинальными мистическими воззрениями на всё в мире и своей добродушной искренностью… Тут впервые стали мы слышать от него сомнительные, даже недружелюбные отзывы о сестре моей и её деле[786].

В феврале 1886 г. Е. П. Блаватская сообщила Синнетту, что от Веры пришло «гневное письмо, в котором она называла меня изменницей, „святотатствующим Юлианом Отступником“ и „Иудой“»[787]. Елена Петровна ответила: «Он [Соловьёв], видно, просто разозлился, что ожидаемое им ещё не случилось, вот и нашёл предлог: „противу-христианство“!.. Что касается моего противу-христианства – ты его знаешь! Я враг католических и протестантских церковных излишеств; идеал же Христа распятого светлеет для меня с каждым днём яснее и чище…» [Курсив С. Крэнстон][788].

Затем Соловьёв предпринял дальнейшие шаги, чтобы обострить неприязнь Веры и её дочерей к Е. П. Блаватской. Вера отмечает, что, хотя в «Современной жрице» он говорит о размолвке сестёр, «он не извещает, кто создал эту размолвку, кому нужно было её возбудить и поддерживать всякими неправдами, доходившими даже до уверений, что и сестра, и другая близкая мне особа утверждали, что я утаила деньги нашего умершего отца». Она добавляет: «Я была так запутана, что даже не сообразила, что ни сестра и никто из близких не могли сказать этого, ибо знали, что отец мой умер, живя вдали от меня, с другими детьми своими в Ставрополе, за тысячу вёрст от Тифлиса, где я проживала безвыездно»[789].

Елена отчаянно пыталась примириться с сестрой и в одном письме написала: «Одно я могу сказать тебе, Вера, пророчу и предрекаю: ты горько пожалеешь о том, что доверяла Соловьёву и водила с ним дружбу, но уже будет слишком поздно!.. Я ведь тоже любила его, как брата!» Позже Вера призналась: «О, сколько раз я вспоминала с тех пор и с какой горечью вспоминаю теперь эти её пророческие слова!.. теперь я увидела, на что способен этот „несчастный“ человек»[790].

Соловьёву показалось мало рассорить сестёр, и он пошёл дальше – подорвал доверие мадам де Морсье и большей части членов парижского ТО к Е. П. Блаватской и теософии.

В этот период у Елены Петровны возникли серьёзные трудности с Мохини и Баваджи. Опьянённые восторженным приёмом, который им оказали европейские теософы, они объявили сами себя гуру. Где бы они ни появлялись, люди, до встречи с ними верные делу теософии, восставали против него. Из писем Е. П. Блаватской этого времени становится очевидным, сколько путаницы и смятения они вызвали в самом движении и жизни его членов.

Через год Блаватская написала Джулии Кэмпбелл-Фер-Планк, многообещающему члену американского ТО:

Да, эта работа навлекла на меня бесчестье, всяческие унижения, ненависть, подлость и клевету. Я не возражала бы против подобного отношения со стороны случайных людей. Но, как ни прискорбно, главным образом на куски меня разрывают «теософы». Нашим мистическим птичкам хватает мудрости лишь на то, чтобы загадить собственное гнездо, вместо того чтобы улететь из него в любое другое. Воистину, «много обителей» в доме Отца нашего, но для мира мы всё одно. И мне горько оттого, что я сама создала «Франкенштейна», только чтобы он попытался разбить меня на куски. Что ж, так тому и быть, видно, такова моя карма. «Баркис готов» даже стать навозом для поля теософии, при условии, что когда-нибудь оно даст урожай.

Это письмо появилось в ирландском «Теософисте» (февраль 1895 г.) со следующим примечанием: «Выражение „Баркис готов“, по словам Е. П. Блаватской, было заклинанием, которое невольно придумал Диккенс [в романе „Дэвид Копперфильд“]. Она время от времени использовала это выражение, когда впервые говорила с каким-либо человеком (или писала ему). Заклинание обладало особой силой пробуждать людей, которые слышали, как она его произносит».

После отъезда Соловьёва из Парижа в Россию общение с ним полностью прекратилось. Как настоящий трус, он молчал шесть лет и написал «Современную жрицу», когда Е. П. Блаватской не стало в живых и она уже не могла опровергнуть его рассказ.