Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - [121]

Он рассказывает о жизни в Париже в мае 1884 г., где он, среди всего прочего, увлекался мистической и оккультной литературой. Вспомнив интересные повествования Радды-Бай (Е. П. Блаватской) в «Русском вестнике», он собрался было искать её в Индии, где она в то время обитала. Но тут его друг показал ему газету «Матен», где говорилось, что несколько дней назад Блаватская прибыла из Ниццы и остановилась в доме на рю Нотр-Дам-де-Шан, и теперь там толпятся посетители в надежде увидеть её. Соловьёв неоднократно напоминает читателям о том, что эту заметку заказала сама Е. П. Блаватская, чтобы привлечь внимание к своему появлению в Париже, но её хитрость не сработала, поскольку, когда он посетил её, никакой толпы у дверей не было[766].

Многие из фактов, приведённых Соловьёвым, оказались фикцией. Во-первых, Блаватская приехала в Париж вовсе не в мае, а гораздо раньше, 28 марта. Во-вторых, ей не было нужды платить за заметки: первого апреля «Раппель» посвятила теософам три колонки, второго апреля её примеру последовала газета «Тан», а 21-го – «Матен». Шестого мая у Елены Петровны взял интервью репортёр «Жиля Блаза», а 11 мая парижский корреспондент «Лондон Уорлд» освещал приём у герцогини де Помар[767]. Елена Петровна отнюдь не приветствовала повышенного внимания к своей персоне; она приехала в Европу по настоянию своих врачей и отчаянно нуждалась в отдыхе.

По словам Соловьёва, на рю Нотр-Дам-де-Шан Е. П. Блаватская арендовала комнаты в обшарпанном доме, который находился в бедном районе. В действительности же апартаменты были любезно предоставлены герцогиней де Помар почётным гостям на всё время пребывания в Париже. Стало быть, они навряд ли соответствовали этому описанию.

На самом верху «тёмной-тёмной лестницы» Соловьёва встретила затрапезная фигура в восточном тюрбане, которая проводила его в «крошечную, тёмную приёмную». Это был Бабула, слуга Блаватской. Позже Соловьёв описывает его как неряшливого человека с «уродливой, плутоватой физиономией», «отпетого негодяя; одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы в этом убедиться»[768]. Между тем герцогиня де Помар была чрезвычайно довольна и горда, когда во время её поездок по Парижу Бабула восседал рядом с кучером. В Энгьене графиня д’Адемар попросила его прислуживать гостям, а Франческа Арундейл, вспоминая о том, как Елена Петровна гостила у неё в Лондоне несколькими месяцами позже, пишет: «Среди прибывших был один примечательный индус, а именно Бабула, слуга Елены Петровны; в своём живописном тюрбане и белых одеждах он был своего рода сенсацией в Кресенте; и после обеда, когда подавали чай, на столе блестел самовар Е. П. Блаватской, а Бабула подносил гостям чашки с чаем и пирожные, наш дом был самым оригинальным во всех окрестностях Лондона»[769].

Как вы помните, в это время Джадж находился с Блаватской в Париже, до того как уехал в Индию. Литературный критик Беатрис Хастингс, автор книги «Обман Соловьёва», удивилась тому, что Соловьёв о нём не упомянул[770]. Как оказалось, Соловьёв писал о Джадже, однако Уолтер Лиф счёл необходимым вырезать это из перевода.

Соловьёв вспоминает о том, как однажды, когда он был у Е. П. Блаватской, «в дверь позвонили, и вошёл джентльмен – однако, от джентльмена в нём не было решительно ничего. Мужчина среднего возраста с рыжеватыми волосами, плохо одетый, с нескладной фигурой и неприятным, отталкивающим лицом – он произвёл на меня крайне скверное впечатление»[771]. Е. П. Блаватская представила Соловьёву мистера Джаджа, а затем спросила его в личной беседе, что он думает о Джадже. «Не хотел бы я остаться с ним наедине в безлюдном месте», – ответил он. Соловьёв приписывает Елене Петровне следующие слова:

– Он был отъявленным прохвостом и аферистом; на его счету, вероятно, не одно серьёзное преступление, и всё же с того времени, как он стал теософом, он полностью переменился, теперь он святой.

– Тогда почему у него такое отталкивающее лицо? – якобы спросил Соловьёв.

– По вполне понятным причинам, вся его жизнь оставила отпечаток на его облике. Лицо – это зеркало души, и это не просто поговорка, а реальность. Разумеется, ему потребуется много времени, чтобы стереть это проклятье со своего лица!

Возможно ли, чтобы Е. П. Блаватская действительно сказала такое? Не стоит забывать о том, что Джаджу было всего 24 года, когда он стал теософом.

Он прибыл из Ирландии 13-летним подростком, усердно работал клерком, изучал право и в возрасте 21 был принят в коллегию адвокатов. На момент встречи с Соловьёвым ему 33 года[772].

Уильям К. Джадж, Лондон, 1891 г.

Американский архитектор Клод Брэгдон в «Эпизодах незаписанной истории» упоминает о «харизматичности» этого «привлекательного американца ирландского происхождения», а известный ирландский писатель Джордж Рассел (писавший под псевдонимом Æ) в письме к Кэрри Реа отзывался о Джадже как о «мудрейшем и приятнейшем из когда-либо встреченных мною людей… К нему я испытываю больше почтения, чем к любому другому человеку»[773].

Как справедливо отметило ОПИ, в России было опубликовано много произведений Соловьёва, но на английский язык перевели лишь одно – «Современную жрицу Изиды». Профессор Сиджвик оказался прав, книга и вправду была увлекательной!