Дзюдо и кино - [16]

Про «Тихий Дон» и прививку от жадности

Как-то подбил меня институтский одногруппник Гриша, тоже подрабатывающий проводником, взять рейс в Ростов-на-Дону, чтобы посмотреть на прославленную Шолоховым реку.

— Серёга, нам обязательно надо побывать на Дону! — уговаривал меня Гриша. — Шолохов! «Тихий Дон»! Знаменитая река! Поехали! Когда ещё такая возможность представится?

И я согласился. Действительно, почему не съездить, на Дон не посмотреть?

Прибыли мы в город поздно вечером, уже стемнело. Поезд отогнали в отстойник за несколько километров от вокзала. И надо же такому случиться! Отстойник для поездов был прямо на берегу величавой реки, увидеть которую мы так стремились.

— Серёга! Айда купаться! — Гриша подпрыгивал от нетерпения. — Когда ещё выпадет такая возможность!

Купаться, так купаться! Что мы, зря за тысячу километров ехали! С разбега бултыхнулись в тёмные воды Дона и поплыли. Плывём, радуемся, руками загребаем.

— Представляешь, Серёга! — кричит мне Гриша. — Мы с тобой в Дону плаваем! В знаменитом! Будет, что вспомнить и в Киеве рассказать!

А я вдруг перестал вслушиваться в то, что Гриша мне кричит. Я почему-то начал активно принюхиваться.

— Гриша, — говорю, — а тебе не кажется, что запах какой-то странный…

— Вечно ты ко всему придираешься! Теперь тебе Дон не угодил! — возмутился Гриша. —Хотя… Запах какой-то есть… Водоросли, наверное, — предположил он и тоже засопел, принюхиваясь.

И тут в неровном свете луны и далёких отблесков фонарей отстойника я заметил, как мимо меня что-то проплыло, слегка покачиваясь… Потом ещё что-то… И я с ужасом понял, что это куски фекалий. Всмотревшись внимательнее в расстилавшуюся гладь знаменитой реки, я заметил множество таких же качающихся на поверхности предметов, а у самого берега разглядел широкую трубу, из которой продукты жизнедеятельности большого города стекали в величавую легендарную реку…

Надо было видеть и слышать, как мы с Гришей орали и гребли к берегу! Мы побили все рекорды скоростного плавания! Мы почти бежали по воде! Ворвавшись в свой вагон, спустили на себя всю воду из баков и извели всё мыло, отмываясь от запахов Дона… Отныне ореол романтики «Тихого Дона» Шолохова померк для нас навсегда в изысканном аромате городской канализации.

Позже, уже в институте, я ещё долго Гришу подкалывал. Подойду, бывало к нему, принюхаюсь и говорю:

— Как от тебя интересно пахнет сегодня!

— Одеколоном? — спросит, ничего не подозревающий Гриша.

— Нет, известным тебе Доном… Может, скатаем? Скупнёмся?

***

В другой рейс напросился со мной одногруппник, волейболист Алик.

— Серёга, ты, говорят, неплохо в проводниках устроился. Хорошие деньги зарабатываешь. Возьми к себе напарником, я тебе помощником буду, а ты меня всему научишь.

После долгих упрашиваний Алика я согласился, хотя одному мне было легко устраиваться на выгодные рейсы, а для двоих выбор резко сужался. Нас взяли на короткий рейс Киев-Херсон, ночь туда и ночь обратно. Но направление было южное, а значит, в плане «зайцев» вполне перспективное. Проводников катастрофически не хватало, и на два вагона нас было трое — мы с Аликом временщики, и тётка проводница из постоянного состава.

Женщине было лет под пятьдесят, она категорически замотала головой, когда я начал ей излагать своё видение заработка на «зайцах».

— Ой, нет, хлопцы! Я с «зайцами» боюсь связываться! У нас ревизоры дюже строгие — если на чём поймают, отправят на штрафные работы на мусорник!

— Значит так, мать, нам мусорные работы не страшны! — убеждал я её. — Мы —студенты! С нас взятки гладки. Давай так — забирайся на верхнюю полку и лежи там весь рейс, книжку читай, кроссворды разгадывай. А мы берём «зайцев» и ревизоров на себя. Если что — ты не при делах!

Так и договорились. Тётка взобралась на верхнюю полку, а мы с Аликом начали шуровать в двух вагонах. В «зайцах» недостатка не было! Денежки текли рекой, Алик радостно постигал науку работы проводником, а зашедшие к нам ревизоры проследовали в следующие вагоны с довольными улыбками на лицах.

Все заработанные деньги мы с Аликом сносили в купе, где возлегала наша тётка проводница, и отдавали ей на хранение, чтобы они у нас не торчали из карманов. Не мешающая напарница радостно складывала купюры в надёжное место — за пазуху. К концу поездки грудь нашей тётки заметно увеличилась размера на два.

Наконец, рейс подошёл к своему завершению, до Киева оставалось часа полтора езды, с «зайцами» было закончено, настало время поделить «честно заработанные непосильным трудом» денежки. Мы зашли в купе к нашей проводнице, и я сказал:

— Ну, мать, доставай выручку, будем делить деньги на троих!

Проводница вытаращила на меня глаза:

— Яки гроши? Ничего не знаю!

— Как это ничего не знаешь? Ты так не шути. Весь рейс отдыхала, а мы вкалывали. Деньги приносили тебе на хранение. Доставай! Мы же на всех делить будем! Тебе — одна треть. — Я наивно пытался что-то ей объяснить.

— Сраку вам собачью, а не гроши! — выкрикнула тётка, встав в позу и уперев руки в бока. — Ничего не дам!

Мы с Аликом оторопели. Оба опытные спортсмены, но драться с женщиной, а тем более лезть к ней за пазуху мы не могли. Даже в голову такое не приходило. А тётка стояла, вытаращив на нас глаза, полные крысиного блеска. Здравый смысл в них затмили водяные знаки денежных купюр. Я подошёл к ней вплотную и спросил ровным спокойным голосом: