Дзын - [14]

— Кто же, елки-моталки, этот "медвежатник"? — думала окрестная милиция.

Это мы с вами знаем — кто, а милиция не догадывалась.

Но вдруг в участке райцентра раздавался звонок. Наряд прыгал в "газик", а "газик" прыгал по темным не обустроенным дорогам, раскидывая по окрестным лесам свет тусклых фар. После такой дороги наряд еще долго не мог успокоиться и невысоко подпрыгивал на месте преступления. Хотя прыгать им было уже особенно незачем, преступник всегда успевал скрыться. Лишь где-нибудь под сломанной дверью торчала штука, которую иначе как "дрын" и не назовешь.

Это был своеобразный автограф преступника. Как художник подписывает своей фамилией созданные им картины, так правонарушитель "подписывал" дрыном свои преступления.

Вот такая головная боль была у районной милиции. И с каждым днем эта боль усиливалась. Потому что блюстители порядка понимали, что как раз вот в этот самый момент медвежатник сидит и думает, кого бы ему еще ограбить?

— Кого бы мне ограбить? — думал Дрын. — Какого бы лопуха на бабки кинуть?

Тут надо пояснить, что ни в каких бабок лопухами Дрын кидать не собирался. "Лопухами" он называл всех порядочных людей, а "бабками" — деньги. "Кидать" на его языке означало "грабить".

Так вот.

— Какого бы лопуха на бабки кинуть? — мозговал Дрын. — Говорили, в Чушки один лопух из-за границы вернулся. Не его ли?

Дрын посоображал еще немного и решил, что, пожалуй, "его".

Обмозговав это дело, правонарушитель подошел к куче грубых железяк, наваленных прямо в его логове, и поворошил ее ногой в жестком кирзовом сапоге. Наконец, нагнувшись, он поднял самый грубый и самый толстый дрын.

Преступник попробовал представить себе "лопуха", которого он будет грабить. Получился толстый дядька с пухлыми щеками, в черных заграничных очках.

— Й-эх! — сказал Дрын и в воображении треснул железякой по темным импортным очкам.

На улице было неважно. Казалось весь райцентр и прилегающие к нему села кто-то засунул в огромный холодильник.

Однако преступника грела мысль о чужом имуществе, которое вскоре перейдет в его собственность.

— Видак, наверное, есть, — подсчитывал чужое добро Дрын. — Телек. Сотовый, понятно. Не дурак же он, без мобилы ходить?

Сам-то Дрын ходил без "мобилы" и дураком при том себя не считал.

Метель дула в лицо преступному элементу, словно пыталась задуть его обратно в райцентр. Подальше от глубинного села Чушки. Но задуть Дрына не получалось из-за кривой железяки, которая сильно добавляла ему веса.

Наконец темноту впереди прошибли три яркие точки, похожие на звезды, или даже планеты. Однако это были не небесные светила, а окна, освещенные изнутри несильными шестидесятиваттными лампочками. Одно из них горело в доме небесного человека Кости Крыжовникова, у которого, между прочим, никакого "видака" не было.

Но не знал этого Дрын. Не ведал он и того, что второе освещенное окно было вделано в сельский милицейский участок. Там внутри, под неярким светом, на своей фуражке подремывал участковый Семашко и во сне подрагивали под его голубой форменной рубашкой могучие мышцы.

А если бы Дрын заглянул в третье окно, то наверняка увидел бы стол, окруженный гостями. Хотя нет. Стола бы он все-таки не увидел, поскольку трудно его было разглядеть под салатницами с салатами, тарелками с огурчиками, мисочками с баклажанной икоркою и много еще под чем. Все это было для гостей. А уж гости-то были — для агронома Яблочкина, который, кстати сказать, вчера приехал из Африканской республики Буркина Фасо, где он учился выращивать пальмы.

Между гостей увидели бы мы и Костину тетку Василису Липовну и дядьку его Липыча. Только пса Бушлата мы бы не углядели, поскольку находился он глубоко под столом.

— Бананы! — объяснял загорелый Яблочкин. — Финики!

И разводил руки, показывая огромный рост бананов и немалые размеры фиников.

— Компьютер у него, наверное, имеется. — соображал Дрын, навалившись на забор перед домом Крыжовниковых. — Стиральная машина программная. И еще микроволновая печь.

Но, разглядев серую трубу, соединенную с небом призрачным пепельным дымом, грабитель решил, что микроволновки у "лопуха", пожалуй, все-таки не имеется.

— Жмот, — решил Дрын и ахнул железякой по калитке.

— Дрын! — сказала калитка и в обмороке упала на снег.

Тяжело погружаясь в сугробы, которые издалека могли показаться сахарными, Дрын пробрался к двери чуть покосившегося серого дома.

Преступник, конечно, не знал, что днем-то этот дом зеленый с белыми резными наличниками.

— Дрын! — охнула дверь и свалилась куда-то в теплую черноту дома.

В лицо преступнику ударил запах блинов и ватрушек, но, к сожалению, остановить его не смог.

Едва грабитель скрылся в доме, шапка небольшого сугроба перед крыльцом съехала от тяжести вниз, и под нею обнаружилось лицо. Причем без каких-либо признаков щек и очков. Как обычно Константин Крыжовников медитировал, сидя на снегу в японской специальной одежде. Хотя Крыжовников к моменту появления Дрына успел слиться со вселенским разумом, его собственный ум не спал. Костя прекрасно видел, как плотный замерзший тип, на плечах которого имелась гнутая железяка, взломал дом и исчез внутри.