Дзига - [8]

«Это я, Дзига» — чернели важные буковки на фоне сверкающей морской воды.

— Алло?

— Привет! А я тебе звоню!

— Угу, слышу. Где взял телефон?

— Сам придумал! Чтоб был, как у всех сейчас. С ним я почти настоящий.

— Да ты и есть настоящий! — Лета вдруг разозлилась.

— Но-но, — предупредительно сказал голос в трубке, — чего ты вдруг? Волнуешься, насчет «почти»? Или насчет «настоящий»?

— Почти! — рявкнула она.

Но поняла, что покривила душой. Конечно, хорошо, если он настоящий, без всякого «почти». И она ему желает этого. Но если «почти» не будет, вдруг он уйдет? Он мальчишка, у него будут свои интересы, найдет себе девочку, влюбится, станет с ней пропадать, и у них свои дела, совсем от Леты отдельные…Зато и она сама не будет такой уж ненормальной, с воображаемым другом.

Он что-то сказал в ответ, и она переспросила, не расслышав за переживаниями:

— Что?

— Я говорю, ты уже придумала, чем все кончится? Куда меня деть потом?

— Я? Куда деть?

— Ну да! Ты же меня пишешь, уже третий день. Новая книга.

Подождал еще и предложил:

— Пока будешь потрясаться и переваривать, предлагаю — сегодня никаких дел. Ходить будем. Хочешь так?

— Д-да.

— Отлично! Где ходим? Пока ты там ворочаешь мозгами, предлагаю дальше, давай махнем в степь. Чтоб трава-трава и большое небо.

Солнце искоса, как всегда в октябре, посматривало в окно, зажигало стекла на верхнем этаже соседнего дома и блики от них двоили солнечный свет, делая его зыбким и ненастоящим, почти придуманным. Или созданным усилием воли. В кухне мама гремела кастрюлями и укоряла пеструю Мурку за пристрастие к уличным котам, а в комнате на диване валялся вверх толстыми лапами Темучин, выставив безмятежный кудрявый живот.

Лета одевалась и думала. Новая книга. Ну да, она и справилась тогда с событиями марта, пообещав себе и Дзиге, что напишет ее. А после сто раз думала и отбрасывала все варианты. Сколько книг написано о котах и кошках. Смешные, трогательные, грустные, веселые, книги-дневники и книги-сказки, приключения в сапогах и без сапог, бегемоты с примусом и чеширские вообще без ничего. Лета знала, она сумеет вплести голос в хор и этот голос будет сильным, его услышат. Сказку? Пожалуйста. Дневник кота. Плутовской роман, рассказы о проделках, повесть-воспоминание, трагедия о привязанности… И всякий раз в голову приходила фраза импровизатора из фильма по «Маленьким трагедиям», что-то там насчет, дайте мне тему и я вам что угодно!

Тогда она отодвигала мысли и планы. Нет, говорила себе. Не это и не это. А потом вдруг увидела, какое оно должно быть. Сверкающее темными красками, огромное, как душа мира, стремительное, как летящий через вселенную ветер. Подумала — да! И подумала еще — если смогу… Если вытяну.

А нос уже поворачивался за пришедшим дуновением мысли. Чутко стерег. И когда ей показалось — пора, она села и стала писать.

Лета встала перед старым зеркалом, внимательно разглядывая лицо, поправила волосы, заколола на макушке. Выдернула заколку, стянула пряди в тугой хвост. Стащила резинку, больно дергая волосы. И снова, уже медленно и аккуратно, собрала на темени, прихватила заколкой, убирая пряди с висков.

… Да. Села. Стала писать. И появился он — тощий, изрядно нахальный мальчишка, читающий в ее голове, как она пишет книгу о нем. Требующий ответов на свои вопросы, возможно для того, чтоб сверить эти ответы с ее собственными мыслями. Да она его даже не видела, пока не написала первое предложение! Вернее видела что-то такое, эдакое, вселенское космическое, важное, пафосное, напыщенное…

— Хватит тебе, — сказала отражению.

Темучин слегка повернулся и, приоткрыв сонные глаза, стал следить, как она собирает рюкзак. Даже и лапой не дрогнул.

— Ты мой ленивец, — укорила Лета пушистый живот и торчащие вверх лапы, — спи, привет старшему я передам.

Подходя к платформе автовокзала, увидела сразу и развеселилась. Дзига стоял, в черных моднявых джинсах с мотней, в черной кенгуре с откинутым капюшоном. Сверкали белые подошвы черных спортивных тапок, когда в такт плееру в ушах, подрагивал острой коленкой. А поодаль у железного столба, подпирающего длинный навес, две девчушки шептались и хихикали, стреляя в него любопытными взглядами.

Он тоже увидел, замахал рукой, быстро идя навстречу.

…

— Я думала, позвоню, а то ведь не договорились, где встретиться, но телефон не запомнил номера.

Он показал на подошедший автобус.

— Тридцать седьмой, так? Чего звонить, я знаю, чего ты хочешь.

— Ну да. Да.

Потом они шли от остановки, по левую руку толпились дачки, огороженные сеткой рабицей, а по правую в большой низине квадратно лежали опять огородики. Лета спросила:

— Ты поэтому так машешь рукой, мол, потом-потом расскажешь, о грустном? Из-за того, что знаешь, что у меня в голове?

— Ну да. Расскажешь, когда захочешь сама. Чего торопиться.

— А если не захочу?

Их обогнал велосипед с тюками на багажнике. Седой мужчина с усилием нажимал педали, и велосипед двигался в такт нажиму — рывок, еще рывок…

— Ты сумеешь, — ласково сказал мальчик, — ты рассказывала уже о таком. И тебе станет легче.

— А тебе? Я боюсь вспоминать, потому что там было, там плохо было. Я не понимаю, что сейчас происходит, ты вроде что-то читаешь в моей голове, а чего-то выходит, не можешь прочитать? И если это что-то укрыто от тебя, зачем мне?.. Я не хочу…