Дзига - [6]

— На. Тебе разбивал.

— Спасибо.

Мякоть казалась сделанной из застывшей крошеной сгущенки, такого же праздничного вкуса. Только нежнее.

— Городские деревья стареют, — печально сказала Лета, — я еще помню, как по весне крыш не было видно за белыми пенами цветов. Миндаль, абрикосы. Сейчас те, что ничейные, никто не стрижет, не пилит лишнее. И деревья теряют силу просто так, кругом на них сухие мелкие ветки, потому цветов мало. Ужасно жалко.

— Не грусти. Расскажи лучше, с кем это ты летала сегодня?

— Ты что, видел мой сон?

Он нагнулся, срывая на ходу желтую кисточку из цветочков сурепки, понюхал, смешно морща нос.

— Не. Я слышал, как ты его себе оставляла.

— А. это знакомая моя дама, она всю жизнь Светочка. И двадцать лет тому была Светочка, а сейчас просто отчество прибавилось — Светочка Павловна. Я очень давно с ней не виделась, наверное, нужно позвонить. Такой вот сон-напоминание.

— Не забудь, ты с ней летала, но только в пещере. А наружу торопилась одна и уже пешком.

— Хм. И правда. Значит, не напоминание, а предупреждение?

Дзига пожал худыми плечами. Тишотка на нем была та же, что и вчера — с черным силуэтом кота на груди.

— И то и другое? — предположил, недоверчиво покачивая шаткое перильце над краем обрыва. Перильце было состряпано из кривой толстой ветки, выбеленной морем, кто-то притащил сюда плавник и заботливо укрепил над узкой лесенкой с ржавыми звонкими ступенями. Сейчас у верха лесенки буйно цвели степные астры, мелкие, как сиреневые ромашки с лепестками-иголочками, и тени от них острыми щеточками ложились на серое круглое дерево. А под цветочной гущей распахивалась светло-зеленая прозрачная гладь… А в ней дремали плоские камни, густо укрытые темными морскими травами… А на горизонте, за ажурными вышками ставников и карав, шли далекие корабли, синие и красные, с белыми рубками, отсюда — как пятнышки белой краски, посаженные мизинцем на четкие силуэты… А еще дальше…

— Ну, все, приехали-застряли, — сказал Дзига и, обойдя Лету, которая, сидя на корточках, прикипела к видоискателю, стал осторожно спускаться вниз, держась за серую гнутую ветку. Крикнул снизу:

— Камней собрать? Или дальше пойдем под скалами?

— Собрать, — согласилась Лета, переползая с камерой на другую сторону от зарослей астр и нагибаясь, почти заваливаясь набок, — дальше пойдем, да.

— Логично.

Когда Лета спустилась, все еще неся в глазах несметность сиреневых игл вокруг желтых серединок, их тени, мягко уложенные на серый фон, грубые узлы старой веревки на креплениях перил, Дзига сидел на плоском камне, уложив на колени подбородок. Смотрел, щурясь.

Лета медленно поднесла камеру к глазу. Тонкий мальчишеский силуэт среди сверкающей глади вод, светлый на плоской темноте каменной плиты. Черные волосы лохматой шапкой над белым лбом и тонким, с горбинкой, крупным носом. Ссутуленные плечи, широкие, но еще худые.

И опустила. Не стала снимать. Подошла и, взобравшись, села рядом, так же согнула ноги в тонких привычных джинсах, уперла в камень легкие мокасины. Море лежало перед ними, показывая в себе камни, и свей на подводном песке. Она придумала именно это море, и написала его в рассказе, старом печальном рассказе о несчастье, постигшем светлую молодую женщину со смешным прозвищем Белка. Придумала до самых мелких деталей, до каждого камушка и цвета воды. А через несколько лет, подойдя к высокому обрыву, заглянула вниз и поздоровалась со своим морем. Именно таким, какое держала в сердце.

— Я спросить хотел, — сказал Дзига, все так же глядя на далекие праздничные корабли, — о смерти.

Лета прокашлялась. И промолчала, покорно ожидая.

— Про тетю Дашу. Она ведь в твоем романе умерла, так?

У Леты от неожиданности перехватило дыхание. Она уже приготовилась говорить о нем, о Дзиге. А тут…

Мальчик махнул рукой, сгибая тонкое запястье с потертой кожаной фенькой:

— Да ладно, не трепещи. И про Дарью потом расскажешь, а то солнце, смотри, ведь скоро уйдет.

Они спрыгнули с камня на песок и стали собирать камни, складывая их на краю воды. Старались найти примерно одинаковые, с кулак или чуть меньше. Потом Лета села на небольшой валун, приготовила камеру, выставив нужный режим. И скомандовала:

— Видишь там, в воде, белая ракушка? На счет три кидай в нее, понял? Давай! Раз-два-три!

Камень булькнул, вздымая над гладью прозрачную корону с ажурными стенками.

— Ага! Есть! Раз, два, три!

Второй лег рядом, рассыпав над водой фонтаны брызг.

Пальцы прилаживались сами, сторожа нужное мгновение. Камень за камнем уходил в прозрачную воду, иногда Дзига промахивался, камень разбивал воду, не попадая в кадр. И он с огорчением цыкал, бежал под скалы, выворачивая песок подошвами спортивных сандалий, кричал оттуда азартно:

— Щас, погоди, вот тут классный. А большой тащить?

— Давай, — так же азартно кричала в ответ Лета, и чтоб не терять времени, снимала краешек каменной плиты и тень от него, в которой ходили мелкие рыбы с оловянными спинками.

Пошвыряв в радостную зелень полсотни камней, и бухнув туда напоследок большущий обломок, что вызвал небольшой локальный шторм, к радости Леты попавший в кадр, выдохлись и снова сели на плиту, осматриваясь.