Дзига - [7]

— А с кем еще бросала? — спросил Дзига, поворачивая к ней узкое лицо с темными глазами, — у тебя все отрегулировано, до раз-два-три, я ж вижу.

— Дай подумать. В первый раз сама. Ничего не вышло. Потом с мужчиной, потом еще раз — с другим. Еще сын кидал, летом, в жару, а потом сам в воде крутил брызги. А в последний раз с Черной Королевой Кам. Не со всеми получается, понимаешь? Нужно, чтоб человек знал, это важное дело. Не пустяк.

— С кем лучше всего?

— С тобой. И с Черной королевой.

— Интересно…

Лете стало смешно и немного неловко.

— Пошли, ягоды проверим? — она спрыгнула на песок, уже покрытый легкой тенью, — это дальше, по берегу, под скалами.

— Вкусные? Пойдем, да. А интересно, потому что я думал — с мужчиной тебе интереснее должно быть, а?

Слева тянулись высокие скалы, неровной стенкой с выдутыми в ней глубокими желобами. Кое-где радостные надписи, выдолбленные в камне, сообщали: Оленька, Маша, Химки-12, Валера Бес…

— Не обольщайся. Чтобы нашелся такой мужчина, нужно пуд соли истоптать и все лесом. Я и не прочь бы, но лучше делать, чем ждать. Так думаю. Может еще и найдется для меня такой, понимающий.

— А почему она черная королева?

Солнце светило в спины, укладывало перед ними длинные тени. Тень Леты брела по прибою, макая в воду черную голову и руку с опущенной камерой.

— Потому что не темная.

— А ты?

— А я — белая. А что королевы, так это не из-за мании величия. Все девочки — принцессы. А потом, минуя возраст принцесс, женщины сами решают, кем быть дальше. Можно стать королевой, а можно просто исчезнуть. Мы с ней решили — не исчезать. Это женское, Дзига. Я думала, тебе это неинтересно.

— Я может быть, тут с тобой хожу, чтоб ты могла что-то сказать, понимаешь? Не изрекать, а типа я спросил, ты ответила. Чего ты снова ржешь? Ну?

— Диалоги Платона! Королева Лета и ее воображаемый собеседник.

— А за это я возьму и уйду.

Ступил в тень скалы. И вдруг исчез. Лета остановилась, перестав смеяться и вглядываясь. Сердце нехорошо сжалось. Темнели надписи, маячили под козырьками неглубокие ниши с забитыми туда волной жестянками и пластиковыми бутылками. А его не видно.

— Слушай. Прости. Я не хотела.

— Не хотела — не сказала бы, — отозвался обиженный голос. И далеко впереди из тени в закатный свет вышла мальчишеская фигура.

Лета ускорила шаг, догнала и пошла рядом, виновато посматривая на опущенную голову.

— Во-первых, ты уже взрослая… — и добавил язвительно, — тетка. Я думал, умная. А умные себя на смех не поднимают. Тем более, что да, ты решила и королева, и да, я твой воображаемый собеседник.

— Прости.

— Ладно…

Они перелезли через нагромождение камней, вспугнув пару толстых ленивых чаек, и те полетели, редко взмахивая острыми крыльями и отражаясь в воде. Впереди прямо из скалы росла кривая крепенькая маслинка, изогнулась почти в круг, разбросав по изгибу веер черных ветвей в бахроме узких листьев. Рядом с ней от скалы отломился длинный плоский кусище и стоял, прислонясь, присыпанный сверху песочной крошкой.

— Там, — сказала Лета, — за деревом, там целые заросли эфедры, уже должна быть спелая.

— Угу.

— А во-вторых? — не вытерпев, напомнила она.

— Чего?

— Ну, ты сказал, во-первых… а дальше?

Дзига потер пальцем скулу. Ухмыльнулся, кося темным глазом.

— Забыл. Придумаю снова. Давай сперва ягод, а?

ГЛАВА 3

— Во-вторых, — он прервался, чтоб закинуть в рот несколько красных ягодок, пухлых, как крошечные мармеладки, прожевал, закатил глаза, показывая — сладко, и закончил, — не сильно-то я воображаемый. Так?

Вопрос снова брал Лету за руку и уводил туда, в злой март, в котором она прощалась с черным котом, первым в жизни ее собственным котом, настоящим ее. И она помедлила, не отвечая.

И снова он легко махнул кистью:

— Я обещал и сказал, про «во-вторых». На том пока и хватит. Так?

На второе «так» она кивнула с облегчением.

Это было вчера, и там, у края желтых скал садилось солнце над дальней акваторией судостроительного завода, где большая коса, вильнув широким хвостом, обняла кусок водной глади, будто говоря ревниво «мое теперь», а внутри забранного стояли корабли, и медленно кивали длинными мордами подъемные краны.

Дзига проводил ее до остановки. Ухмыльнулся, когда мрачный шофер покосился на Лету и перевел на него взгляд. Сказал вполголоса, подавая рюкзачок перед распахнутой дверью:

— Знает тебя?

— Меня, наверное, все шофера знают, — Лета рассмеялась, — нормальные люди с авоськами на работу-домой, а я с фотоаппаратом по пустырям и окраинам.

Шофер продолжал посматривать, глаза светлели на затененном лице. И Дзига, вдруг схватив ее руку, шаркнул сандалией, склонился в поклоне, прикладываясь к пальцам поцелуем.

— Ах, — томно сказала Лета, взъерошивая темные волосы, и так уже лохматые, — ах, оставьте, мой милый.

И сделав реверанс, взошла в пустой салон, удобно уселась на любимое место.

Шофер крякнул, мотор заревел, остановка с одинокой фигурой — белая тишотка, серые мешковатые шорты, черная лохматая башка, — уплыла назад.

* * *

Ей ничего не приснилось. Зато выспалась и настроение было прекрасным. Когда уже заканчивала статью и жмурилась, устав от монитора, зазвонил телефон, и, нашарив его рукой на диване, заваленном проводами, и зарядными устройствами для всего на свете, Лета уставилась на экранчик.