Джузеппе Гарибальди - [6]

Приключение было коротким: всего несколько часов.

«Мы были уже недалеко от Монако, — продолжает Гарибальди, — когда корсар[10], посланный моим отцом, нагнал нас и доставил домой, глубоко уязвленных».

Легко представить себе их возвращение.

В это мгновение донна Роза поняла, что ее сын никогда не станет священником. Ей оставалось только смириться, подчиниться воле этого мальчика, который в свои неполные тринадцать лет проявил решимость, способность перейти к действию и силу характера, достойную мужчины.

Не следует думать, что История обошла стороной город юного Гарибальди. Он не был, конечно, в центре политических событий, но был пограничным городом, переходившим из рук в руки от Франции к Пьемонт-Сардинии, и, естественно, не мог не ощущать политических перемен.

Принадлежавший Сардинии до 1792 года, отделенный от Французской республики рекой Вар, через которую еще не было ни одного моста, он был оккупирован революционными войсками, едва успев стать приютом эмиграции.

Бонапарт побывал там в 1796 году — молодой генерал, брызжущий талантом и полный честолюбивого нетерпения. Он уже посматривал на соседнюю Италию, властелином которой он, корсиканец, мечтал стать.

Когда была провозглашена империя, Ниццу включили в ее состав, но когда слава и сила императору изменили, она снова отошла к Сардинии.

Это движение туда-обратно, которое зависело не от них, так как они были игрушкой в руках Истории, решавшейся не здесь, могло вызвать у большинства жителей Ниццы только скептицизм, окрашенный горечью или цинизмом, или слегка презрительное безразличие к этой пене, хлынувшей в их город и грозившей его затопить.

Французы? Итальянцы? Мы — «Nicois»[11] и выбираем то, что в данный момент выгоднее. Республика и империя принесли законы, гражданский кодекс, равенство, но пришлось расплачиваться людьми, выдержать английскую блокаду, пережить голод, терпеть присутствие гарнизонов и связанное с этим падение нравов.

В 1807 году, когда появился на свет Гарибальди, все жаловались на проституток, заполонивших улочки окраин, полураздетых, зазывающих солдат или моряков. Их было много в плохо освещенном и грязном городе.

В 1806 году вышел указ, обязывающий жителей зажигать фонари на фасадах домов. Но кто считался с этим указом? По вечерам на узких улицах можно было споткнуться о кучу отбросов. Грязную воду выливали прямо из окон. Скученность влекла за собой инфекционные болезни. В 1834 году в городе вспыхнула эпидемия холеры.

Нищих в эти трудные годы (1809–1812), в то время, когда Гарибальди начинает открывать для себя реальный мир, достаточно много для того, чтобы префект занялся ими, попытался контролировать и выдворить из Ниццы. Но это не могло разрешить всех проблем бедного города, где трех приютов — Креста, Святого Роха и Милосердия — было недостаточно, чтобы принять всех неимущих.

Нищета, социальные и экономические трудности были вызваны еще и тем, что связь Ниццы с внешним миром была затруднена. Деревянный мост, построенный через реку Вар солдатами генерала Ансельма в 1792 году, только слегка разомкнул естественное кольцо, сжимавшее город.

Префект Дюбушаж начал строительство дороги, которая должна была соединить Ниццу с Генуей и облегчить связь с Италией. Но когда империя рухнула, дорога не дошла еще до Сан-Ремо.

Гарибальди принадлежал к той категории жителей Ниццы, немногочисленной, но важной, которые страстно любят свой город, но в какую-то пору своей жизни начинают в нем задыхаться.

И они уходят, с тоской в душе, как островитяне, покидающие свою родину ради континента.

Ницца тоже своего рода остров, и Гарибальди хочет вырваться, уйти в море.

С политической точки зрения, тот, кто не приемлет скептицизма или равнодушия большинства населения, кто предчувствует, что любовь к Ницце не может дать независимости родине, должен выбирать между двумя державами: Францией или Пьемонт-Сардинской монархией.

Гарибальди, конечно, не афишировали своего выбора, но, учитывая их убеждения, это могла быть только Пьемонт-Сардинская монархия.

Их выбор, как и выбор большинства жителей Ниццы, свидетельствовал о пассивности и замкнутости общества, куда новые идеи проникали с трудом.

В Ницце не было развитой духовной жизни, не было образованной буржуазии. «Вершина образованности, — писал ниццский аббат Бонифасси, — состоит в умении читать по-латыни, писать по-французски и иметь каллиграфический почерк».

Иностранцы, чье присутствие могло бы стимулировать развитие духовной жизни, покинули город во времена империи. В большинстве своем англичане, они стали врагами. Приезд знаменитостей — дочери короля Испании или Полины Бонапарт, сестры Наполеона, — не мог оказать влияния на местное общество. Поведение Полины, несколько легкомысленное, вызывало осуждение. О ней злословили благонравные буржуа, прогуливаясь в сумерки по террасам, возвышающимся над морем.

Пары двигались медленно, церемонно раскланиваясь; служанки несли масляные лампы или свечи. Встречались в двух кафе: «Коммерческом» или «Королевском», читали местный еженедельник, публиковавший только распоряжения, объявления и постановления, принятые властями, и какие-нибудь акты гражданского состояния.