Джунипер - [3]

То, что нас интересует, имеет значение.

Мы имеем значение.

В тот день я написала о нем. В абзаце, называемом журналистами «орехом», где формулируется суть дела, я написала: «Он ничего не делает наполовину».

Я не влюбилась, не разрушила его брак и не украла его детей. Это было бы абсурдом и преступлением. Но я изменилась. Открылась. Я стала замечать красоту в деталях, возвышенное в обыденном. Его уроки остались со мной и стали частью меня.

Я окончила школу, пошла в колледж и каждое лето стажировалась в «Сент-Питерсберг таймс». Несколько раз я влюблялась.

Первым был Рик. Я любила его, как наркотик. Однако через три года я оставила его, поняв, что у него никогда не будет детей. Ведь мне было всего двадцать два, и моя маленькая дикая девочка уже существовала для меня. Следующим был Билл — талантливый и душевный профессор журналистики. Я рассталась с ним, когда переехала в южную Флориду, чтобы преподавать. За ним последовал привлекательный и легкий в общении персональный тренер, которого я променяла на магистратуру и целую серию похожих друг на друга интеллектуалов из округа Колумбия. С одним я рассталась, потому что он был слишком худым, а с другим — потому что он был чересчур потливым.

Когда я снова встретила Тома, мне было двадцать восемь.

Я успела возненавидеть свидания, бары и двадцатилетних мужчин.

В то время я оканчивала магистратуру в Мериленде и пыталась найти постоянную работу в «Сент-Пит таймс». Тому было чуть за сорок. Он уже получил Пулитцеровскую премию, развелся и снял очки. Его лицо осунулось, волосы практически полностью поседели, а сыновья теперь учились в начальной школе. У Тома была постоянная «девушка», старше его. Он называл ее «милая женщина».

Мы встретились за ужином, когда я прилетела во Флориду на собеседование. Это не было свиданием, но мы так легко нашли общий язык, что наш ужин очень быстро стал на него похож. Том не переставая говорил, как сильно он хотел дочь. Пока я пыталась подцепить вилкой кусочки трески, мои яичники делали сальто. Том был все таким же открытым. Он пек печенье, помогал детям в школе и шил для сыновей костюмы на Хэллоуин. Он не боялся говорить о трудностях. Он был полной противоположностью всех мужчин, которых я знала. Ужин продолжался четыре с половиной часа.

В электронном письме своей подруге Люсии я написала: «Я выйду за него замуж, и точка».

Он обнял меня на прощание, и я все еще ощущаю его запах.

Сумасшедшая химия между нами была для меня удивительна. Он слишком взрослый, слишком низкий, слишком разведенный. Не пара для меня во всех отношениях. Том не любил животных, грязь, овощи, спорт, незнакомую еду, ремонт и свежий воздух. Он был эмоциональным и чрезмерно чувствительным. Он слишком много говорил. И у него была женщина.

Тем летом Том приехал в Балтимор, чтобы преподавать в колледже. Я пришла на его лекцию, в которой он сравнивал писателя с Моне. Он говорил, что как художник наблюдал за переменами в облике Руанского собора при перемещении солнца, так и писатель, принимая во внимание естественную последовательность событий, придает своему произведению форму и наделяет его силой. Мне казалось, рядом с Томом я купаюсь в другом свете.

На следующий день еще до того, как выйти из отеля и пойти поужинать, он вовлек меня в пугающий разговор о нашей очевидной взаимной симпатии, называя при этом свою подругу по имени. «Я неплохой парень, — сказал Том, — но я тоже человек, и я не женат». Заткнись, кричал мой мозг. «Поэтому мне нужно принять решение и, — господи, неужели он до сих пор говорит? — и я хочу, чтобы ты уважала…»

Я поцеловала его, чтобы заставить замолчать и забыть обо всех предыдущих или настоящих конкурирующих со мной женщинах, а также его сути, которая боялась начать все сначала. Я поцеловала его, словно говоря: «Если ты никогда этого не сделаешь, то будешь жалеть весь остаток своей долгой статичной жизни».

«Почему я?» — спросил он через несколько часов. Его рубашка была смята, а волосы растрепаны. Ничто не помогало ему побороть неуверенность в себе. Он, несомненно, был пьян от любви, но растерян.

Я продумала свой ответ. Он интересовался миром, его историей, богатством, его силами и противодействующими силами. Казалось, что вся сумасшедшая красота земного шара отражалась в нем, а когда я была рядом, и во мне.

Как-то днем я ехала на машине домой и поняла, что мне срочно нужно в туалет. Уверенная в том, что найду внутри чистую уборную, припарковалась у Вашингтонского кафедрального собора. Я прошлась по зданию — величие этого памятника не входит в границы понимания человека. Свет полуденного солнца струился сквозь витражные окна. Начиналась служба, и я решила остаться.

Религиозной я себя не считала, но была влюблена, а любовь для меня подобна вере.

Я поставила свечку, подумав о том, как мир вращается вокруг Тома, наполняя его природными силами. Я надеялась, что внутри у него что-то екнет.

Через несколько месяцев я переехала во Флориду и начала работать. Том звонил ночами. Я ждала этих звонков.

«Ты похожа на огромный неизведанный континент, — однажды сказал он, — и я мог бы бродить по нему вечно».