Джун и Мервин. Поэма о детях Южных морей - [21]

Ведь ровным же счетом нет никакого дела этой противной, желчной Нори до ее, Джун, друзей. И есть у Мервина маорийская кровь или нет ее вовсе — тоже никого не касается. Кстати, именно при смешанных браках рождаются самые одаренные дети. Так, кажется, было написано недавно в одной из статей «Вумаис уикли»…

Маори… Маорийцы были бесстрашными мореходами. Они были и отважными воинами. Если бы это было не так, то они и не выжили бы вовсе. А природный ум маорийских вождей! А их врожденное чувство собственного достоинства!.. Мервин, конечно же, унаследовал все лучшее от своих далеких предков!..

Где-то внизу метнулась вправо, в горы, словно петля искусно брошенного гигантского лассо, Первая Северная Дорога. Промелькнули бойни. Далеко-далеко слева вспыхнули ровные цепочки электрических огоньков.

Джун отчетливо представила себе верхнюю палубу «Арануи». Крупные чайки, распластав сильные крылья, словно висят в воздухе в двух-трех ярдах над головой. Так они парят все три часа, пока океанский паром пересекает пролив Кука. Лишь изредка, когда кто-нибудь бросает за борт кусок бутерброда или огрызок груши, чайка быстро ложится крылом на волну, подхватывает добычу и вновь плывет в воздухе над паромом. Пронзительный ветер загоняет людей в салоны. Одни уткнулись в телевизор, словно он не надоел им до смерти дома. Другие забрались в ресторан — и едят, едят, будто голодали до того целую неделю. А те пьют и пьют пиво целыми пинтами, как если бы его вовсе не было на берегу и бар «Арануи» — единственный «оазис» в округе на тысячу миль…

Побродив по палубе, Джун спускается в каюту номер один — для особо важных лиц, гостей капитана. Отец, оторвавшись от своих бумаг, ласково смотрит на дочь. Джун садится рядом с ним, прижимается головой к его плечу, закрывает глаза. Ей очень не хочется натолкнуться на строгий взгляд гувернантки.

В репродукторе раздается звонкий щелчок, и бархатистый баритональный

бас возвещает: «Капитан имеет честь пригласить на мостик мистера и мисс Томпсон и мадемуазель Дюраль…»

У капитана чисто, прохладно, стоит множество каких-то приборов. Сквозь широченное окно пролив виден весь как на ладони. Справа еще виднеются последние холмы в окрестностях столицы, а далеко слева уже появились берега Южного острова. На ближайшую к парому скалистую глыбу наползла мохнатая туча, словно кто рябой, скуластый натянул до самых бровей шапку из темной норки.

Капитан вполголоса отдает команды, почтительно улыбается гостям, рассказывает морские исторические анекдоты, показывает путь «Арануи» по лоции…

«Боже мой, — думает Джун, — как давно это было! Тогда я еще не знала Мервина. А Нори просто злая дура. Она и в день моего рождения сказала, что «этот слишком загорелый оборванец» им вовсе не компания. Всех-то она поучает, всем-то навязывает свои советы. И тайно ликует, радуется, когда другим тошно!»

Смеркалось. Джун включила ближний свет. За холмами потянулся невидимый с хайвэя пригородный поселок Кандаллах. Замелькали склады, ремонтные мастерские, портовые и железнодорожные службы. Джун миновала Ботанический сад, свернула вправо. По бесконечным серпантинам крутой улочки «судзуки» доставил ее в Нортлэнд.

Вскоре она уже сидела на диванчике в крохотной гостиной Мервина. Его отец радушно угощал ее чаем, дешевым кексом из углового «тип-топа», мятными конфетами. Джун были симпатичны и его кроткая улыбка, и старенькая домашняя куртка, и грубые глиняные чашки, в которые он наливал чай, и старомодный стол, вздрагивавший от каждого к нему прикосновения.

Мервин с каменным лицом неподвижно сидел на стуле. Он стыдился и этой гостиной, и этого стола, и этого жидкого чая. Он ни за что в жизни не признался бы в этом, но сейчас он стыдился и своего отца, своего горячо любимого отца, его куртки, его неуклюжести, с которой он подливал Джун чай или подкладывал ей конфеты. Стыдился и ненавидел, презирал себя за это… Он боялся, что отец скажет или сделает что-нибудь такое, что обидит Джун, обидит нечаянно и непоправимо. И он с трудом сдерживался, чтобы не вскочить со стула и не увести Джун из дома. Все равно куда, лишь бы из дома. А Джун пила чай и с интересом слушала все, что ей рассказывал отец Мервина.

— Мервина еще и на свете не было, — говорил он, — когда мы с его покойной матерью поселились вот в этой самой обители. Подумать только, чуть не с самого края света — из-под Гисборна — и в столицу! Мне, когда мы сюда вселялись, начальство сказало: «Видишь из окна море, Джек? Так вот, за вид будешь доплачивать пять долларов. Вид, он тоже денег стоит!» Так-то вот, дети… Ничего на этом свете даром не дается. Рано или поздно, так или иначе, но за все приходится расплачиваться.

Есть у нас водитель, сменщик мой, Джок его имя. Нас так и зовут в бригаде: «Экипаж Джек и Джок». Так вот, появляется он однажды на службе на три часа раньше положенного. Да, я и забыл сказать, что сменщик мой — холостяк. Так вот, появляется он и прямым ходом жмет к начальству…

Дальнейшую сцену Джек разыграл в лицах.

Джок: Почтительно прошу предоставить отпуск на неделю!

Начальство: Но ведь ты был в отпуске не так давно! Может, случилось что?