Джули отрешённый - [49]

Ясно одно: кто-то пытается вызволить Джули, и не требовалось особой догадливости, чтобы понять, что тут не обошлось без Нормы Толмедж. Стендиши – близкие друзья Толмеджей, и все знали: большая часть состояния Толмеджей нажита не зубоврачеванием, а капиталовложениями и сделками с пшеницей, к которым причастен Стендиш. Могло показаться, будто Джули повезло, что в суде его уже представляет старик Стендиш, но я понимал: ничего хорошего в этом нет. Тут требовался адвокат совсем иного рода.

Да, совсем другой тут нужен был защитник, иначе полиция не вынесла бы дело Джули на суд так быстро и легко. Ведь если бы в этом суде Джули представлял мой отец, он на каждом шагу оспаривал бы все сказанное и сделанное, ибо всегда предпочитал отстаивать своего подзащитного перед полицейским судом, пока дело не передано в суд присяжных. «Полицейского судью еще иногда можно усовестить настолько, что он поступит разумно, а присяжных, как ни усовещивай, в лучшем случае добьешься, что возникнут сомнения и голоса разделятся».

Стендиш, в сущности, даже не пытался отстаивать Джули перед полицейским судом. Он вел себя так, словно хотел с самого начала, чтобы дело передали в более высокую инстанцию. Итак, мы слушали показания жильцов, а потом сержанта Коллинза – он рассказал, как вел расследование, как его вызвали, что он застал на месте, что кто ему говорил. Наконец, было прочитано медицинское заключение. Из него явствовало, что смерть наступила от сильного удара ножом или подобием штыка, который так и остался вонзенным в тело, а теперь завернутый в промокательную бумагу лежал на столе перед судьей.

– Будете вызывать каких-либо свидетелей, сержант Коллинз? – спросил судья Крест.

– Да, ваша милость. Мы вызовем доктора Дика. Он сообщит, что показало вскрытие трупа.

– Хорошо…

Вызвали доктора Дика – не в качестве свидетеля, а в качестве патолога, который должен сообщить, как и отчего наступила смерть. Доктор Дик всегда, и на улице и в помещении, носил белое шелковое кашне с кисточками, и о нем ходили жуткие слухи, будто его излюбленная обитель – единственный в городе погреб, больничный погреб, где держат трупы. А на самом деле он просто страдал астмой и полагал, что холодный воздух погреба ему на пользу.

– «Удар был нанесен прямо, – читал вслух (вернее, сопел) доктор Дик собственное заключение. – Это был скорее не удар, а толчок…» – Он поднял глаза от бумаги, желая убедиться, что его правильно поняли. Потом он прочел медицинское объяснение – «как нож пронзил внешнюю мышечную ткань сердца и острым краем распорол ее. Смерть наступила в считанные минуты, пока миссис Кристо медленно опускалась на колени, не оттого, что нож вонзился в сердце, а оттого, что его чуть потянули назад, хотя и не извлекли.

– Это важно? – спросил Крест.

– В сущности, нет, ваша милость, – ответил Дик. – Просто дело времени. Сердце все равно остановилось бы, и очень скоро.

– Можно ли самому нанести себе такой удар? – спросил его Серебряный.

– Только в том случае, если жертва как-то сумела укрепить нож острием к себе и бросилась на него.

Доктор сошел со свидетельского места, и сержант Коллинз попросил вызвать мистера Сирила Мейкписа.

Мейкпис встал на место свидетеля с таким чувством, с каким мальчишка входит в церковь иной веры. Он сам не знал, кого сейчас следует опасаться – дьявола или господа. Его показания были уже зачитаны раньше, они почти дословно совпадали с тем, что он рассказал мне в то утро. Но судья пожелал задать ему вопрос насчет кухни.

– Был ли в кухне кто-нибудь, кроме обвиняемого и его матери? – спросил он Мейкписа.

– Нет. Только Джули и его мать.

Стендиш спросил, кто позвал его в кухню. Позвал Джули, ответил Мейкпис. Джули был одет? Да. Что он делал в кухне в такой поздний (или ранний) час? Мейкпис опять пояснил, что мать обычно оставляла сыну пирог или булочки с сосисками.

– Слышали вы шум, что-нибудь похожее на ссору? – спросил Стендиш.

– Нет. Пока Джули меня не разбудил, я спал.

– Что он вам сказал, мистер Мейкпис?

– Он просто сказал: «Пойдемте в кухню, мистер Мейкпис». Так и сказал.

– А больше он ничего не сказал?

– Ничего. Только повторил это раза три и очень был бледный. А руки держал вот так.

И Мейкпис стиснул руки.

Теперь пришел черед сержанта Коллинза подчеркнуть, что Джули Кристо отказался отвечать на вопросы и давать какие-либо объяснения по поводу того, что произошло в кухне между ним и матерью. Он отказался привести неоспоримые доказательства того, что не присутствовал при случившемся. И, наконец, он ничего не отрицал, когда ему было сказано, что на него ложится ответственность за смерть матери.

– Желаете вы задать вопросы обвиняемому? – спросил судья Серебряного, карандаш которого так и ходил по бумаге.

– Не сейчас, – ответил Стендиш.

– А вообще обвиняемый хоть что-нибудь сказал? – спросил судья сержанта Коллинза.

– Иногда он качает головой, – ответил Коллинз. – Да только все время молчит, как воды в рот набрал, хоть ему сколько раз предлагали объяснить, как дело было.

– Вам есть что сказать, прежде чем суд вынесет решение? – обратился судья к Джули.

Джули словно не слышал.