Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту - [5]
Хотя, честно говоря, какая я актриса — ведь я даже ни разу не снималась! Если честно, я даже на прослушивания ни разу не ходила. Но если я не нью-йоркская актриса, то кто же я? Я — та несчастная, кто каждое утро тащится на метро с окраины до Нижнего Манхэттена, весь день отвечает на звонки и делает копии, а возвращаясь домой, только и может, что завалиться на диван и тупо пялиться на героев телевизионных реалити-шоу, да так и засыпать.
Мамочки! Ведь это правда! Я действительно всего-навсего секретарша. И тут впервые за полчаса я оторвалась от «Искусства французской кухни» и полностью осознала, что в глубине души давно уже смирилась с тем, что я всего-навсего жалкая секретарша! Смирилась много месяцев, а то и лет назад.
И эта была плохая новость. Но во всем этом было и кое-что хорошее: звонкий шум в голове и малоприятное, но почему-то волнующее сжатие в животе как напоминание о том, что я еще способна стать кем-то.
Доводилось ли вам читать «Искусство французской кухни»? Наверняка доводилось — книга как-никак легендарная. Даже если вы не знаете о Джулии Чайлд, вы наверняка слышали о ней в связи с окровавленным пальцем[7] Дэна Эйкройда. Но видели ли вы саму книгу? Попробуйте найти одно из ранних изданий в твердой обложке — не такая уж это и редкость. Было время, когда у каждой американской домохозяйки, способной вскипятить воду, была эта книга, так, по крайней мере, говорят.
Иллюстраций в ней немного; никаких глянцевых снимков автора в стиле «софт-порно», где холодная скандинавская садо-мазо королева с сияющими волосами впивается зубами в сочную землянику или же с надменной улыбкой и мясницким ножом в руке позирует на фоне идеального домашнего пирога. Все блюда безнадежно устарели, готовятся возмутительно долго, содержат столько сливок и масла, что любой диетолог в обморок грохнется; а уж о всяких там панчеттах, морской соли или васаби тогда вообще никто слыхом не слыхивал. Прошло уже несколько десятилетий с тех пор, как эта книга выпала из всех списков литературы, рекомендуемой для продвинутых гурманов. Но тем утром, когда я держала ее в руках, разглядывала обложку с рисунком из лилий помидорного цвета, листала ее пожелтевшие страницы, у меня возникло чувство, будто я нашла для себя что-то очень важное. Откуда оно взялось? И вновь я склонилась над книгой, выискивая причины этого странного чувства. Дело было не в еде. Если вдуматься, книга эта не только о еде. Нет, тут сокрыто нечто более глубокое, какой-то шифр, заключенный то ли в словах, то ли в самой бумаге.
Никогда я не обращалась за утешением к религии — к вере у меня генетическая непредрасположенность. Но, читая «Искусство французской кухни», книгу на первый взгляд по-детски простую, с ее словами, похожими на магические заклинания, дарующие успокоение, я невольно подумала, что именно так и должна звучать молитва. Утешение, неразрывно связанное с надеждой и ожиданием. «Искусство французской кухни» напоминало библейские строки.
Поэтому неудивительно, что, когда я улетела обратно в Нью-Йорк, мамина книга «ИФК», припрятанная в сумке, улетела вместе со мной.
Взявшись за потаж пармантье, начинаешь понимать, что между «просто» и «легко» существует разница. Мне никогда не приходило в голову, что разница есть, пока в тот вечер после моего похода к врачу, через три месяца после того, как я умыкнула мамину кулинарную книгу сорокалетней давности, мы с Эриком не сели на диван и не попробовали картофельный суп Джулии Чайлд.
Безусловно, мне приходилось готовить блюда и полегче. Как то: развернуть целлофановую обертку замороженного бифштекса и швырнуть его на гриль. Или заказать пиццу и пропустить пару «буравчиков» в ожидании разносчика — еще один мой излюбленный рецепт. Так что с точки зрения «легкости» блюду потаж пармантье похвастаться было нечем.
Сперва нужно почистить картофель и нарезать его ломтиками. Нарезать порей, промыв хорошенько, чтобы смыть весь песок — стебли лука-порея те еще грязные заразы. Положить ингредиенты в кастрюлю с водой и посолить. Томить на медленном огне минут сорок пять, затем или «размять овощи вилкой», или протереть через сито. Сита у меня нет, а разминать овощи вилкой я не собиралась. Зато у меня была толкушка для картофельного пюре.
Вообще-то, толкушка принадлежала Эрику. Много лет назад, еще до того, как мы поженились, и задолго до того, как все помешались на диете Аткинса, картофельное пюре было фирменным блюдом моего Эрика. В те времена я традиционно дарила Эрику всякие замысловатые кухонные принадлежности, не задумываясь всерьез о проблеме хранения вещей в крошечных бруклинских квартирах. Юмор (не слишком-то смешной) состоял в том, что ничего, кроме картофельного пюре и гигантских бургеров, он готовить не умел. Толкушка — единственный подарок, выживший с тех времен. Я подарила ее ему на Рождество, когда мы еще жили в квартире возле железной дороги на Одиннадцатой улице, между Седьмой и Восьмой, — это было еще до того, как район близ Центрального парка стал нам совсем не по карману. Тогда я сшила нам рождественские носочки из фетра, взяв выкройку из рождественского номера журнала для рукодельниц. Красный с белой оторочкой носок для Эрика и белый с красной оторочкой для себя. Они у нас до сих пор хранятся несмотря на то, что шить я совсем не умею и получились они какими-то кривыми и перекошенными. Да и для подарков, вроде толкушки, они не подходят. Но я все равно запихнула толкушку в носок. Подвешенный над полкой неработающего камина в нашей спальне, этот носок выглядел так, словно Санта преподнес Эрику «люгер». Никогда не умела упаковывать подарки.
