Джордж Гершвин: Путь к славе - [65]

И вот оркестр представляет нам нескромный эпизод. Достаточно сказать, что к нашему герою подходит скрипка-соло (в регистре сопрано) и обращается к нему на самом очаровательном ломаном английском языке; не расслышав или не разобрав ответа, она повторяет свою реплику. Какое-то время длится этот односторонний разговор.

Разумеется, поспешим мы добавить, вполне возможно, что и с автором и с нашим главным героем обошлись очень несправедливо и что весь этот эпизод лишь музыкальная модуляция. Такая интерпретация вполне правдоподобна, так как иначе трудно поверить в то, что в результате происходит; наш герой начинает тосковать по дому. Ему грустно; и если внимательно прислушаться к оркестру, это становится очевидным. Его охватывает всеподавляющее горестное чувство, что он здесь чужой, что он самое несчастное существо в мире, что он иностранец. Холодное голубое небо Парижа, вдалеке — устремленный вверх шпиль Эйфелевой башни, книжные завалы на набережной, ажурные тени каштановых крон на чистой, залитой солнцем улице, — к чему вся эта красота? Он — не Бодлер, страстно желающий оказаться "где-нибудь за пределами этого мира". Он страстно хочет быть именно в этом мире, в мире, который он знает лучше всего, в мире — не таком прекрасном, как этот, может быть, слегка сентиментальном и чуточку вульгарном, но именно поэтому своем. Свой дом, родина.

Но ностальгия — не роковая болезнь, и в нашем случае она длится недолго. В одно мгновение сочувствующий оркестр стремительно "посылает" на помощь другую тему, которую вводят две трубы. Должно быть, наш герой встречает соотечественника, так как эта последняя тема представляет собой шумный, веселый, уверенный в себе чарльстон, в жилах которого нет ни капли французской крови.

На какое-то время Париж исчезает; а оркестр звучит говорливо и с удовольствием, отпуская остроты и шуточки и некоторое время демонстрируя нам, что где бы ни встретились два американца, это всегда великолепно. Вскоре после этого является "Тема Прогулки № 2", которую с энтузиазмом подхватывает "Тема № 3". В конце концов Париж — не такое уж плохое место: между прочим, это просто великолепное место! Прекрасная погода, никаких дел до завтра. Снова возвращается тоска, но успокоенная "Второй Темой Прогулки", — это скорее счастливое воспоминание, чем приступ ностальгии, — и оркестр бурным финалом решает кутить всю ночь. Как было бы здорово оказаться сейчас дома, но пока — это Париж!

Согласно музыкальному справочнику Тейлора симфоническая поэма строится на нескольких основных темах: некоторые из них являются эпизодическими, проходящими, другие всесторонне разрабатываваются. Эти темы экспонируются, развиваются, видоизменяются и затем, переплавленные, возвращаются в симфонизированной манере; для ее формы характерна присущая рапсодии свобода. По своему стилю она плоть от плоти американская и в такой же степени гершвиновская, судя по тому, с какой изобретательностью соединены в ней составные компоненты джаза — блюз и чарльстон. Несмотря на характеристику, данную этой оркестровой пьесе самим Гершвином, в ней нет ничего от Дебюсси; и единственное, что роднит ее с "Французской Шестеркой", состоит не в сходстве основных стилистических признаков, а в острой проницательности, полном скрытой насмешки и иронии юморе, в шутовстве и издевке и общей небрежности тона, которые можно найти в некоторых ранних произведениях Мийо, Онеггера, Пуленка и в большой степени у Сати.

Тема прогулки, открывающая симфоническую поэму и звучащая в партии гобоя и струнных, не похожа на величавую поступь другой известной темы прогулки — в "Картинках с выставки" Мусоргского. Ее походка легка и непринужденна. Неожиданно музыка прерывается сердитыми гудками клаксонов — это стремительно несутся парижские такси. За ними следом несется мелодия мюзик-холла, которую исполняет тромбон. Пока американец продолжает свою прогулку по городу, кларнет вводит вторую "тему прогулки", более энергичную и бодрую. Соло скрипки знаменует собой переход к плачущей мелодии блюза, звучащей под сурдину трубы. (Вернон Дюк пытался отговорить Гершвина от использования этой блюзовой мелодии; но Гершвину она нравилась, и он считал, что она полностью соответствует его художественному замыслу. Того же мнения придерживался Уильям Уолтон.) Блюз сменяется мелодией чарльстона для двух труб. Когда блюз возвращается вновь, — это уже не плач и не жалоба; он полон силы и радости. Оркестровка сделана для полного симфонического оркестра, в состав которого входят малый и большой барабаны, цимбалы, трещотки, треугольник, два том-тома, четыре автомобильных клаксона, ксилофон, трещетки, проволочная щетка, коробочка, глокеншпиль и челеста.

"Американец в Париже" был исполнен 13 декабря 1928 года Оркестром Нью-Йоркского Филармонического симфонического общества под управлением Вальтера Дамроша. Открывали концерт Симфония ре минор Франка и "Адажио для струнных" Леке; программу завершала "Сцена у священного огня" из "Валькирии" Вагнера.

И вновь, как это было с Концертом, реакция критики была самой разноречивой. Самьюэл Чотсинофф назвал пьесу "самым лучшим образцом современной музыки со времен Концерта фа мажор Гершвина". У. Дж. Хендерсон охарактеризовал ее как "откровенную юмореску", которая "свободно наслаждается своим раскованным юмором. В ней царит дух бесшабашности, а подкупающая искренность и прямота отдельных эпизодов, в особенности первая тема прогулки, как нельзя более уместны. В партитуре чувствуется большое умение и некоторая грубоватость стиля". Лоренс Гилман, никогда раньше не питавший к Гершвину особых симпатий, теперь сказал, что в этом произведении "есть острый привкус нового и настойчиво заявляющего о себе мира — мира обаятельного, страстного, непредсказуемого". Олин Даунс нашел в нем "ощутимо возросшее мастерство и владение формой".