Джордж Гершвин: Путь к славе - [54]
Он начал работу над Концертом в июле 1925 года. (Первые предварительные наброски Концерта были названы им "Нью-Йоркским концертом". Но скоро он изменил это название на более строгое и менее конкретное — Концерт фа мажор.) Так как для работы над концертом ему необходимо было уединение и покой, Эрнест Хатчесон предложил ему свою студию в Чатокуа, штат Нью-Йорк, где Хатчесон давал уроки игры на фортепиано. Всем своим ученикам Хатчесон строго запретил беспокоить Гершвина до четырех часов дня. Ровно в четыре многие его ученики врывались к Гершвину в студию, чтобы послушать, как он играет и поет свою музыку.
Работа над Концертом продолжалась все лето; третья часть была закончена в конце сентября. Еще четыре недели ушло на оркестровку. Когда вся работа была закончена, в конце последней страницы рукописи появилась дата — 10 ноября.
Вскоре состоялось первое пробное исполнение Концерта Гершвином в театре "Глобус". Оркестром из шестидесяти музыкантов дирижировал Билл Дейли. Поправки и изменения, внесенные Гершвином после этого, оказались незначительными; все они есть в рукописи Концерта.
Официально объявленная премьера Концерта состоялась 3 декабря днем. В программу вошли также Пятая симфония Глазунова и "Английская сюита" Рабо, которые были исполнены в первом отделении. В день премьеры Гершвин был настолько спокоен и уравновешен, что в два часа дня Фил Чариг вынужден был стучать ему в дверь ванной комнаты, дабы напомнить, что неплохо бы и поторопиться. Но по мере того как приближался момент его появления на сцене, нервы стали сдавать. Во время перерыва между отделениями он ходил взад и вперед по своей артистической, нервно растирая пальцы. Дамрош всячески старался успокоить и приободрить его. Это помогало так же, как помогали записки и телеграммы с пожеланиями успеха и всего наилучшего. Одна такая телеграмма была от Ирвинга Берлина. В ней говорилось: "Надеюсь, что твой Концерт фа мажор ничуть не хуже моего фа-диез-минорного. Точка. А если серьезно, Джордж, я страшно "болею" за твой успех и признание, которых ты в высшей степени заслуживаешь".
И вновь, как когда-то на премьере "Рапсодии в голубых тонах" в Эоловом зале, публика представляла собой странную смесь поклонников джаза и представителей Тин-Пэн-Элли, серьезных музыкантов и простых любителей музыки. По реакции зала было видно, что Концерт произвел на всех огромное впечатление, и в заключение композитору устроили продолжительную овацию. Мнения же критиков были весьма разноречивыми: от щедрых похвал до резкого осуждения. Самьюэл Чотсинофф писал: "Из всех пишущих сегодня музыку он один, может выразить нас. Он — наше настоящее с присущими этому времени смелостью, дерзостью, страстной радостью движения и уходом в экзотический ритм меланхолии. Он пишет вдохновенно, не смущаясь ничем. Здесь-то и начинается его гениальность. Джордж Гершвин — художник интуиции, артист, наделенный талантом правильного обращения с изначально сырым музыкальным материалом, талантом, который не приобретешь годами упорного изучения контрапункта и фуг, если с ним не родился". У. Дж. Хендерсон сказал: "В нем слышны настроения современных танцев, но в нем нет их банальности. Он облагородил их средства и содержание. Он интересен и индивидуален, часто он напоминает отчаянные попытки некоторых современных писателей и художников. Временами он начинает говорить их языком, но он может сказать гораздо больше".
В лагере противников были Лоренс Гилмен, по мнению которого Концерт получился "традиционным, банальным, а местами — скучноватым"; Питтс Санборн, считавший, что Концерт фрагментарен, расплывчат по форме и написан без четкого представления о требованиях к оркестру, и Олин Даунз, который нашел, что Концерт еще менее оригинален, чем "Рапсодия в голубых тонах".
О структуре своего Концерта Гершвин говорил так: он "написан в сонатной форме — но. " Это "но" здесь чрезвычайно важно. Концерт ни в чем не следует традиционным канонам классической формы. Его структура свободна и эластична; материал подается и трактуется в необычной, нетрадиционной манере.
Необычно уже самое начало первой части (Allegro): это не пространное "разглагольствование" оркестра, вводящего основные темы, как это было принято у многих композиторов-классиков и романтиков, а восемь тактов, мгновенно создающих настроение и атмосферу.
Забытую мелодию чарльстона "делят" между собой литавры и деревянные духовые. После интродукции последовательно появляются три основные темы. Первую, стремительную, прежде чем ее подхватит весь оркестр, исполняет фагот; вторую, задумчивую, "вводит" фортепиано; третью — медленный чувственный вальс — исполняют струнные на фоне филигранной интерпретации этой же темы фортепиано.
Во второй части (Andante con moto) сквозь мерцающую дымку мелодии в стиле Дебюсси, которую ведут засурдиненные трубы, на фоне смутно-туманных гармоний трех кларнетов приглушенно звучит широкая мелодия. Заканчивается эта нежная и таинственная интродукция, и на фоне энергичного ритма партии струнных рояль вводит совсем иную беззаботную джазовую идею. Виртуозное соло скрипки переходит в фортепианную каденцию, в которой начинает соблазнительно брезжить новая мелодия. Эта новая тема, являющаяся сердцевиной второй части, — подвижная и чувственная — начинает звучать в полную силу в партии струнных. В конце второй части вновь звучит приглушенный голос трубы, как бы возвращающий нас в призрачную атмосферу начала.
Книга к. т. н. Евгения Миронова «Чернобыль: необъявленная война» — документально-художественное исследование трагических событий 20-летней давности. В этой книге автор рассматривает все основные этапы, связанные с чернобыльской катастрофой: причины аварии, события первых двадцати дней с момента взрыва, строительство «саркофага», над разрушенным четвертым блоком, судьбу Припяти, проблемы дезактивации и захоронения радиоактивных отходов, роль армии на Чернобыльской войне и ликвидаторов, работавших в тридцатикилометровой зоне. Автор, активный участник описываемых событий, рассуждает о приоритетах, выбранных в качестве основных при проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Предлагаемые воспоминания – документ, в подробностях восстанавливающий жизнь и быт семьи в Скопине и Скопинском уезде Рязанской губернии в XIX – начале XX в. Автор Дмитрий Иванович Журавлев (1901–1979), физик, профессор института землеустройства, принадлежал к старинному роду рязанского духовенства. На страницах книги среди близких автору людей упоминаются его племянница Анна Ивановна Журавлева, историк русской литературы XIX в., профессор Московского университета, и ее муж, выдающийся поэт Всеволод Николаевич Некрасов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга посвящена видному государственному деятелю трех царствований: Александра I, Николая I и Александра II — Дмитрию Николаевичу Блудову (1785–1864). В ней рассмотрен наименее известный период его службы — дипломатический, который пришелся на эпоху наполеоновских войн с Россией; показано значение, которое придавал Александр I русскому языку в дипломатических документах, и выполнение Блудовым поручений, данных ему императором. В истории внешних отношений России Блудов оставил свой след. Один из «архивных юношей», представитель «золотой» московской молодежи 1800-х гг., дипломат и арзамасец Блудов, пройдя школу дипломатической службы, пришел к убеждению в необходимости реформирования системы национального образования России как основного средства развития страны.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.