Джонни Бахман возвращается домой - [26]

Мальчик хотел было подняться, но передумал. Здесь так уютно: а кто знает, что ожидает его снаружи? Лучше подождать, пока его позовут.

Джонни лежал в полудреме; время шло незаметно. Вдруг кто-то откинул край брезента, закрывавший вход. Девушка заглянула в палатку, опершись рукой о край повозки, тихонько позвала:

— Эй!

— Да? — также тихо отозвался Джонни.

— Проснулся наконец?

— Уже довольно давно.

— Я уж думала, что ты тут умер.

— Разве уже так поздно?

— Половина одиннадцатого, — ответила девушка.

— Что?! — воскликнул Джонни.

— Удивляешься? С четырех часов я заходила сюда уже раза три.

— Почему же ты меня не разбудила?

— Ты спал как убитый.

Джонни поднялся, прикрывшись попоной:

— Сейчас я выйду.

— Не надо особенно спешить, — успокоительно произнесла девушка. Она уже успела забраться внутрь, и ей пришлось нагнуться, чтобы не задеть головой брезента. На плече у нее все так же висел карабин. В одной руке она держала котелок, в другой что-то завернутое в платок, Пригнув голову так низко, что коса ее свисала, цепляясь за солому, она подвинулась к нему ближе.

— Почему ты опять с винтовкой? — поинтересовался Джонни.

— Меня только что сменили с поста. Теперь у меня есть немного свободного времени.

Она поставила перед Джонни котелок. Потом развязала платок и достала из него кусок черного хлеба величиной с кулак и нарезанное ломтиками сало. При виде такого богатства у Джонни сразу же потекли слюнки.

— Подкрепись-ка для начала!

Мальчик не заставил себя долго упрашивать и тут же принялся за еду.

Девушка задумчиво разглядывала его.

— Ты больше не боишься нас, да? — спросила она резко.

Джонни снова потянулся к котелку, в котором был горячий чай. В ответ он слегка качнул головой и пробормотал:

— Нет.

— А вчера?

— Сначала очень, а потом чуть-чуть. — Он отправил себе в рот сразу два ломтика сала. — А теперь совсем не боюсь.

— Так говорят почти все…

— Кто именно?

Девушка не ответила. Джонни, не знавший, как истолковать ее молчание, продолжал жевать, пока на расстеленном платке ничего не осталось.

«Было бы совсем неплохо, — размышлял он тем временем, — если бы мне удалось пожить здесь несколько дней». И он сказал:

— Охотнее всего я бы остался здесь!

— Не пойдет, — заметила девушка.

— Почему?

— Наш командир против.

— Кто же ваш командир? Эта женщина в каске, что с санитарной сумкой?

— Тетя Даша? Нет, она наша санитарка.

— Может быть, старый солдат, который рубил вчера мясо возле кухни?

— Это дядя Коля, наш повар. А я имею в виду командира нашего санитарного подразделения. Он находится не здесь, а на перевязочном пункте, это где-то недалеко. Не знаю где. Мы вчера полдня его разыскивали. Но сегодня уж найдем обязательно.

— А почему вы его разыскивали? — спросил Джонни, опростав котелок. — Вы что, отстали?

— Мы отвозили раненых в тыл.

— На этих телегах?

— Не только, — ответила девушка и добавила: — На лошадях везде можно проехать, даже по самым плохим дорогам. Из-за дождя и талых вод все развезло до самого Одера. Да еще наши танки разъездили дороги. Но мы все-таки доставили всех раненых в полевой госпиталь. А теперь возвращаемся с лекарствами и перевязочными средствами к своим.

— А зачем вам эта кухня на колесах?! Ведь в ней можно готовить по крайней мере на двести человек!

— Это новая полевая кухня, — объяснила девушка, — старую разнесло снарядом. Хорошо еще, что дяди Коли в это время не было поблизости. А теперь у него современная кухня, в ней можно готовить чай и диетические блюда. Надо строго следить, чтобы больные и раненые получали только то, что им можно и нужно.

— У вас всегда много раненых?

— В последнее время много, — задумчиво отозвалась девушка, — особенно после того, как мы перешли Одер. И очень много погибает. И это незадолго до конца войны, когда мы уже стоим под самым Берлином.

— Сколько же километров осталось до Берлина? — спросил Джонни.

— Нашим осталось самое большее километров двадцать.

— Двадцать километров…

— Да. Может, даже меньше. Но бои будут длиться еще несколько дней или даже недель. И, к сожалению, еще будет много убитых и раненых. Фашисты огрызаются, как бешеные собаки. Но мы все равно свернем им всем шею.

— Фашисты, — задумчиво заметил Джонни, — вы все время повторяете это слово. Вот и ваш мальчик в форме назвал меня вчера фашистом…

— Петя еще маленький, ему только девять лет. Он особенно ненавидит немцев.

Джонни поднял глаза:

— А почему ты их ненавидишь?

Девушка оперлась на свой карабин и поднялась на ноги.

— У меня есть на это свои причины, — ответила она нехотя.

— Послушай, а как тебя зовут? — спросил вдруг Джонни.

— Это так важно?

— Меня зовут Иоганнес, — миролюбиво сказал Джонни, — но называют меня обычно Джонни.

Девушка покачала головой.

— Мне как-то все равно, как тебя зовут. Самое большее через полчаса ты уйдешь.

— И все же, — продолжал настаивать мальчик, — когда я буду думать о тебе, я буду хоть знать твое имя.

— Меня зовут Ганка. Теперь ты доволен? — резко ответила девушка.

— Ганка, — повторил Джонни, — чудесное имя. Звучит гораздо лучше, чем Лорелай…

— Что-что?

— Так звали красавицу из одной немецкой легенды…

— Ты начинаешь действовать мне на нервы, — сказала девушка, но прозвучало это совсем не сердито. Ганка взяла в руки котелок, платок и направилась к выходу. Подняв полог брезента, она еще раз обернулась к Джонни: — Кстати, когда будешь уходить, смотри, чтобы тебя никто не увидел.