Джон Кеннеди - [59]

ЦРУ усилило на Кубе свою разведывательную деятельность. В течение нескольких дней покров облаков препятствовал полетам на знаменитых разведывательных самолетах У-2; но в воскресенье 14 октября небо было достаточно ясным, чтобы удалось заснять объекты на кинопленку. Результаты, расшифрованные с пленки, бесспорно доказывали, что Советский Союз спешно устанавливает баллистические ракеты среднего радиуса действия (ИРБМ), которые могли разрушить любой крупный город США кроме Сиэттла. Мак-Джордж Банди был проинформирован вечером в понедельник 15 октября. Он решил дать президенту выспаться, рассказав Кеннеди о новостях на следующий день за завтраком. Так началось серьезнейшее испытание президента, возможно, самое серьезное в XX веке за всю человеческую историю того времени: никогда до этого у государственного деятеля не было такой власти, чтобы уничтожить большую часть человечества, цивилизаций и, возможно, саму планету как дом обитания.

В 11.45 утра во вторник 16 октября Кеннеди собрал своих советников, и группа начала работать, что за две последующие недели определило политику США (она стала известна как Экс-комм — сокращенно от «исполнительного комитета Совета по национальной безопасности»). Она состояла из двадцати человек, из которых восьмеро были временными участниками, входящими и выходящими из группы по мере возможности и необходимости. Кеннеди посещал группу нерегулярнее всех: после первой встречи Соренсен счел, что члены выскажутся более откровенно в его отсутствие, и Кеннеди согласился. Заседания проходили неформально, в стиле Кеннеди, с хорошими результатами: как сказал Соренсен, «одной из замечательных сторон этих встреч было ощущение полного равенства»[207]. Дину Ачесону, одному из временных участников, очень не нравилось то, что он назвал позже «неопределенной игрой с решениями»[208]. Он считал, что президенту или госсекретарю следует провести встречи с председателями. Но Кеннеди отсутствовал как раз для того, чтобы этого избежать: он не хотел, чтобы из-за его положения кто-нибудь не смог высказаться откровенно. Следовало извлечь все идеи и информацию, рассмотреть со всех сторон, и требовалось, чтобы подчиненные, так же как и начальство, делились своим мнением по важнейшим пунктам. Присутствовал также один из молодых людей, Бобби Кеннеди, который взял на себя руководство, так как Дин Раск, как всегда, стушевался[209]. Бобби имел большой вес в комитете, так как являлся братом президента, но его основной функцией, как всегда, было задавать очевидные вопросы, о которых никто не задумывался, и в то же время не потерять из виду основные принципы. В течение нескольких следующих дней Экс-комм прекрасно поработал, неважно, каковы были методы, благодаря чему укрепилась уверенность в администрации Кеннеди.

Первейшей задачей комитета было определить природу и альтернативы, которые имелись у президента. Возможность ничего не предпринимать, позволив продолжать устанавливать ракеты, вскоре была отвергнута. Ракеты могли увеличить или уменьшить опасность для Соединенных Штатов, но, пока существовало состояние неопределенности, обязанностью Кеннеди было осторожно устранить ее ради национальной безопасности. Неудача в этом деле могла привести к его импичменту, чего он опасался; он должен был это сделать. На этот счет имелись и другие соображения. Пассивность могла причинить вред его президентству, что было далеко не его личным делом; с ним угасли бы все надежды, которые возродили его выборы. Хрущев мог не ожидать успеха Кеннеди либо желать ему поражения, но если бы ему это удалось, даже тайно, то это была бы убедительная демонстрация силы Советов, имеющая непредсказуемые последствия. По меньшей мере, это почти наверняка привело бы к поражению демократов на выборах в 1962 и 1964 годах, и Соединенные Штаты были бы оставлены на милость правых республиканцев. За рубежом удар по американскому престижу мог разрушить Западный альянс до основания. Кеннеди не мог покорно уступить намерениям Советов, так как если бы он это сделал, то оставил бы мир в еще большей опасности, чем тогда, когда он вступил на пост президента. С другой стороны, если бы Кеннеди или кто-либо другой понял всю меру риска, в который они пустились, то они бы неохотно — очень неохотно — на все это согласились. Опасность просчета или неудачи, тяжело легшей на плечи президента, оказалась больше, чем он предполагал.

Как бы то ни было, риск был большой. Одним из мучивших Экс-комм вопросов была непредсказуемость советского руководства. Кеннеди был разгневан всей той ложью, которую ему приходилось выслушивать (в четверг 18 октября он, встретившись с Андреем Громыко, был вынужден принимать уверения в том, что СССР почти ничего не предпринимает на Кубе), и беспокоился еще больше: почему Хрущев предпринял эту большую и нехарактерную для него игру, подвергнув весь мир опасности по столь незначительной причине? Дин Раск считал, что это могло быть обманным маневром, чтобы отвлечь внимание Соединенных Штатов, в то время как главный удар обрушился бы на Берлин, «но я должен сказать, что не вижу смысла, зачем Советам было заходить так далеко, если только не в случае, что они сильно переоценили значение Кубы для своей страны»