Дживс и дух Рождества - [6]

– Боже праведный!

– … курю сигарету, весело и непринужденно болтаю о том о сем…

Этот тип опять отвлекся. Он поднял простыни и уставился на трупик грелки.

– Эт-то… ваших рук..? – удушливо прохрипел он.

– М-м… да. По правде говоря, да. Мой рассказ как раз продвигается к…

– И ваша тетушка еще пыталась убедить меня, что вы не сумасшедший!

– Но я же нормальный. Совершенно нормальный! Если вы позволите мне объясни…

– Не позволю!

– Все началось с того…

– Замолчите!!!

– О, всегда к вашим услугам.

Сэр Родерик сделал пару глубоких вдохов через нос. По-моему, это называется методом глубокого дыхания.

– Моя кровать превратилась в сплошную лужу!

– Так вот, началось все…

– Да замолчите же! – похоже, его мутило. – Вы, идиот несчастный, – сказал он, одолев приступ тошноты, – скажите мне, будьте любезны, где находится ваша комната?

– Этажом выше. Комната башенных часов.

– Благодарю вас. Я ее найду.

– А?

Он прицелился в меня бровью.

– Я намерен, – сказал он, – провести остаток ночи именно там. Ваша кровать, я надеюсь, пригодна для сна. Вы же можете располагаться здесь – со всеми возможными удобствами. На этом позвольте пожелать вам доброй ночи.

И превосходящие силы неприятеля ретировались с поля боя, оставшегося в моем полном распоряжении.

Мы, Вустеры, бывалые бойцы; к превратностям судьбы нам не привыкать. Но не стану грешить против истины, намекая, что открывавшиеся перспективы приводили меня в восторг. С первого взгляда на кровать было понятно, что для использования по прямому назначению она не пригодна. Для аквариумной рыбки – может быть, но не для Бертрама. Осмотревшись, я решил разбить бивуак в кресле. Притащил пару подушек с кровати, обернул колени каминным ковриком и принялся считать овец.

Но толку от этого было мало. Старый сухофрукт так кипятился, что отбил у меня всякую охоту ко сну. Заодно с дремотой наплывали тягостные мысли о черном вероломстве Дживса. В придачу становилось все холоднее и холоднее. Я уже смирился с мыслью, что не усну до конца своих дней, как вдруг над самым ухом прозвучало: «Доброе утро, сэр»; я вздрогнул всем телом и сел.

Готов поклясться, что ни на минуту не сомкнул глаз – но похоже, они все-таки сомкнулись. Потому что шторы были отдернуты, в окна лился свет, а рядом со мной высился Дживс с чашкой чая на подносе.

– Счастливого Рождества, сэр!

Я потянулся немощной рукой за животворным напитком, сделал пару глотков и немного пришел в себя. Руки и ноги нещадно ныли, шея и то, что выше, налились свинцом, но мыслить с определенной долей ясности я уже мог. Я навел на Дживса каменный взгляд и приготовился задать ему взбучку.

– Полагаешь, счастливого? – холодно и размеренно начал я. – Позволю себе осведомиться, какое значение ты вкладываешь в это слово? Если ты надеешься, что оно будет счастливым для тебя – оставь надежды, Дживс.

И принял внутрь еще пол-унции чая.

– Хочу задать тебе один вопрос. Ты знал, что этой ночью здесь будет спать сэр Родерик Глоссоп – знал или нет?

– Да, сэр.

– Ты в этом признаешься?!

– Да, сэр.

– И ничего мне не сказал!

– Нет, сэр. Я подумал, что разумнее будет промолчать.

– Н-ну, Дживсс!..

– Если вы позволите мне объяснить, сэр…

– Объясняй!

– Вполне отдавая себе отчет, что молчание может привести к определенным неприятным последствиям…

– Ах, значит, ты отдавал отчет?!

– Да, сэр.

– Ты его правильно отдавал, – сказал я и отхлебнул еще чаю.

– Мне подумалось, сэр, что любое осложнение будет только к лучшему.

Я хотел было сказать ему пару бодрящих слов, но пока я их искал, Дживс двинулся дальше.

– С другой стороны, сэр, если я правильно понимаю ваши взгляды, то вам не следует вступать в излишне сердечные отношения с сэром Родериком и его семьей.

– О чем это ты толкуешь? Что это еще у меня за взгляды?

– На матримониальный союз с мисс Гонорией Глоссоп, сэр.

Тут меня тряхнуло чем-то вроде вольтовой дуги – и окружающий мир вывернулся наизнанку. Я понял, как несправедлив был к этому честному малому. Я думал, что он навлекает на меня неприятности – а он-то меня из них извлекал! Прямо как в детских книжках, когда путник с собакой идет темной ночью по бездорожью, и вдруг пес хватает его за штанину, а хозяин ему говорит: «В чем дело, Пират? Прочь, сэр!», – но псина вцепилась намертво, и он уже выходит из себя и сыплет проклятиями, – и тут из облаков выходит луна, и бедняга видит, что стоит на самом краю пропасти – еще шаг, и… ну ладно, вы уже все поняли. Одним словом, мне грозило нечто очень похожее.

Не понимаю, как можно настолько потерять бдительность, чтобы самому беспечно сунуть голову в разверстую пропасть?! Могу поклясться чем угодно – мне и в голову не приходило, что тетушка Агата замышляет обелить меня в глазах сэра Родерика, дабы вернуть заблудшую овцу в стадо (вы понимаете, о чем я говорю) и заключить в объятия Гонории.

– Боже мой, Дживс! – пробормотал я, побледнев как полотно.

– Именно так, сэр.

– Ты думаешь, мне угрожала опасность?

– Да, сэр. Более чем серьезная.

Тут меня посетила жуткая мысль.

– Послушай, Дживс! А вдруг сэр Родерик придет в себя и сообразит, что я метил в Таппи? Когда повсюду витает и реет дух Рождества, случаются штучки похлеще проколотой грелки – и на это принято смотреть со снисходительной улыбкой, отечески качая головой. Бурлит младая кровь, и всякое такое? Вдруг он поймет, что я вовсе не в него целил – и все наши труды пошли прахом!