Джинкс - [25]
Скорее всего, ложь.
– Она разъярится, узнав, что ты сделал со мной, – сказал Джинкс.
– Я ничего с тобой не сделал. Послушай, Джинкс…
– Я же знаю, здесь есть проход!
Джинкс повернулся к стене, намереваясь еще раз ударить по ней, но Симон оттащил его в коридор.
Отбросив руки чародея, Джинкс поплелся в мастерскую. В поисках зеленой бутылки, которую Симон использовал, когда творил заклятье, он перевернул все, что лежало на рабочем столе, стянул с полок книги – вдруг бутылка спрятана за ними.
– Прекрати! – сказал Симон.
Джинкс ненароком сбил с полки Кальвина, попытался поймать череп в воздухе, но белое пространство в голове заставило его промахнуться. Кальвин ударился о рабочий стол, перекатился на бок и замер, угрюмо глядя на Джинкса.
– А что он сделал с тобой? – спросил у черепа Джинкс.
– Хватит, Джинкс. Сядь. Успокойся. Ну же, – Симон подхватил мальчика, поднял и усадил на табурет. – Давай-ка – несколько глубоких вдохов и выдохов.
Джинкс поднял взгляд на Симона и снова не увидел никаких облачков. Ему захотелось прибить Симона, запустить в него чем-нибудь, швырнуть Кальвина в непроницаемое лицо чародея, но сделать этого он не мог, потому что Симон был опасен. Джинкс и не представлял себе до этого времени, насколько он опасен.
Мальчик сидел и дышал, глубоко, неровно, и старался успокоиться, начать думать, хоть пустое белое пространство и мешало этому. Что бы ни сотворил с ним Симон, должен был существовать способ или средство поправить это. И Джинкс был намерен найти его.
Глава десятая
Знание – сила
Дни и ночи Джинкс обшаривал дом, отыскивая ключ к тому, что сотворил с ним Симон. А Симон тем временем работал над новыми заклинаниями. Джинксу казалось, что чародей стал намного могущественнее. А единственный успех Джинкса по части изучения магии сводился к тому, что теперь он овладел искусством поднимать в воздух книги, да и то не слишком тяжелые. И это все.
Потери его новое умение не возмещало.
Симон ходил всклокоченный, с запавшими глазами. Наверное, мало спал. А мылся уж наверняка нечасто. И подолгу сидел, уставившись взглядом в голую каменную стену, из-за которой раньше появлялась София. Джинкс теперь уже понимал – по таким признакам и узнаешь, о чем человек думает… нужно присматриваться к тому, куда обращается его взгляд, отмечать, на каких словах он вдруг замолкает, ну и так далее.
Впрочем, Джинкса это не занимало. Утратив способность видеть чувства других, Джинкс стал проникаться намного бо́льшим интересом к тому, что чувствует он сам. А чувствовал он, что ему все надоело. И в доме Симона Джинкс оставался лишь потому, что не понимал, как сможет вернуть утраченную способность, если уйдет отсюда.
Правда, он мог бы добраться до Самарры. Джинкс помнил слова Софии о том, что Симон пришел в Самарру, чтобы найти ответы на магические вопросы. А ну как и ему, Джинксу, удастся выяснить там что-нибудь о своей пропавшей способности? Ведь Симон отнял ее с помощью магии, и Джинкс, обдумав все, пришел к заключению, что она тоже была своего рода магией. Великой магией Урвальда, как назвала ее Дама Гламмер.
Он снова и снова изучал ту каменную стену. Иллюзией она не была. Была стеной.
Симон часто уходил в Урвальд, иногда отсутствуя по нескольку дней подряд. Джинкс ни разу с ним не попросился. Он использовал отлучки Симона для обысков в мастерской и в других комнатах дома, искал зеленую бутылку. Но так ее и не нашел.
Он читал Симоновы книги по магии, надеясь узнать из них, что сделал с ним чародей. Толку от книг было мало, – они норовили утаить столько же сведений, сколько открывали. И слова в них были какие-то странные – такие, чтобы читателю приходилось ломать голову над тем, что ему полагается делать.
Одна написанная на самарране книга называлась «Знание – сила».
Едва Джинкс раскрыл ее, как книга загорелась, но он с помощью магии вобрал пламя в себя. Затем ушел в кухню и там прочитал книгу, сидя на теплой лежанке.
Насколько мог судить Джинкс, большой полезностью она не отличалась, а была просто сборником заклинаний вроде следующего:
И такой дребедени в книге было полным-полно. Она не рассказывала, что нужно сделать, а просто говорила о том, что может быть сделано. Джинкс прочел ее от корки до корки, – ах, если бы он сумел понять, о чем она толкует! Тогда, быть может, книга помогла бы ему попасть в Самарру.
Джинкс стоял, закопавшись пальцами в лесную почву. Умение понимать деревья его не покинуло, не ушло, повинуясь заклятию Симона, в зеленую бутылку. Почему так случилось, Джинкс не знал. На самом-то деле, с тех пор как он лишился способности видеть мысли людей, Джинкс стал яснее, как ему казалось, различать мысли деревьев. Он попытался выспросить у них, что сделал Симон с его магией, однако деревья его не услышали. Они знали, что Джинкс слушает их. Но сами его не слушали.
Стояло раннее лето, и деревья говорили об этом – о дожде, о том, как славно все перегнивает в земле, когда она согревается. И о страхе. Страх был чем-то новым, и он продвигался по Урвальду.
