Джими Хендрикс - [51]

— Он настаивал, чтобы цвета были подобраны в соответствии с его нумерологическими рекомендациями.

Могло показаться, что мысли его были заняты в это время спором между звукозаписывающими кампаниями, Ed Chalpin/Capitol и Mike Jeffries/Reprise, но теперь уже на европейской территории, также как это было недавно на американском рынке. Спором, который мог бы завершиться судебным разбирательством. Эд Чалпин прилетел в Лондон по просьбе Джими и его английских представителей. Хорошо помню, как Эд говорил мне перед Лондоном, что надеется прийти к соглашению без судебной волокиты.

В любом случае, за два дня до смерти, Джими должен был встретиться с адвокатами противной стороны.

Но на встречу он не явился. Выйдя из отеля Камберленд, где был зарегистрирован, он отправился к Монике. Но по пути исчез в маленькой квартирке где–то в районе Fulham Road.

Лоррейн Джеймс, 21–летняя девушка, работающая в аптеке в Челси, рассказывает, как он появился на пороге её дома:

— Он явно здорово обкурился, в руках у него был большой пакет с травой. Он был в ужасном состоянии, нервы на пределе. Он надолго засел в телефонной будке радом с домом и всё время кому–то звонил. То он говорил надменно, свысока, то мямлил о каких–то спонсорах и деньгах.

— У меня гостили две подруги из Америки и Джими прокувыркался с ними всю ночь до 5 утра. Затем мы все отправились в Ноттинг—Хилл развлечься и покурить травки в Западном Лондоне.

— У Джими полностью съехала крыша. Мы встретили одного парня, так он настолько накачался наркотиками, что прыгнул в пролёт лестницы, и мы отправили его в больницу со сломанной ногой. Похоже, от этого Джими ещё более поплохело, он стал носиться кругами и вопить что–то нечленораздельное.

Весь четверг Хендрикс пролежал без сознания на квартире у одной подруги в Redcliffe Gardens, Fulham. К вечеру он очнулся и снова начались наркотики и девочки, но, в конце концов, он всё же добрался до квартиры Моники Даннеманн в Ноттинг—Хилл.

В 1.30 ночи он набрал номер Час Чандлера и произнёс свою эпитафию:

«Дружище, только ты мне можешь помочь!»

Эти слова записал автоответчик в пустом офисе Чандлера. Они стали последней записью идола миллионов, пророка наркотского поколения.

В его последний вечер Джими и Моника вернулись домой в 8.30.

«Я приготовила поесть. Мы выпили бутылку вина, он выпил больше, чем я, но не был пьяным. Нам было хорошо вдвоём. Никакого напряжения, мы просто слушали музыку. Около 1.45 он сказал мне, что ему необходимо встретиться с какими–то людьми. Я выпроводила его из квартиры, затем сразу после трёх он вернулся и я сделала ему сэндвич с тунцом.»

«Потом Джими стал писать, то, что потом станет последним его посланием миру: песню, названную им The Story of Life. Когда он кончил писать, он сказал мне сохранить её, что бы ни случилось, сказал, что будут за ней приходить разные люди, но, что я узнаю, когда и кому её следует отдать. И что только тогда, я покажу её этому человеку.»

Моника продолжила: «У меня в пузырьке было двадцать таблеток снотворного, которые мне прописал врач, чтобы я лучше спала. Он стоял в спальной на моём бюро. Джими был там один, вдруг что–то меня кольнуло, и я вошла в спальню. Как раз в этот момент Джими высыпал таблетки себе на ладонь. Я вырвала пузырёк у него из рук, на что он сказал, что хотел только их пересчитать. Теперь я понимаю, что он это сказал только для того, чтобы я не беспокоилась.»

«Тем не мене, Джими, выпив рюмку вина, сказал, что хочет лечь спать. Я села на край кровати и сидела так, пока он не заснул, затем я приняла свою таблетку, это было уже в 7 утра.»

«Проснулась примерно в 10.20, но заснуть больше не смогла. Сигареты кончились, но Джими не нравилось, когда я уходила, не предупредив его. Он любил, просыпаясь, видеть меня рядом. Я взглянула на него — он спал.»

«Перед выходом я ещё раз посмотрела на него. Похоже, у него начинался насморк. Но дыхание было ровным и пульс в норме — я сравнила его со своим. Я быстро надела туфли, схватила пальто и выбежала на улицу. Я торопилась вернуться.»

«Вернувшись и подойдя к двери квартиры с ключом в руке, я почувствовала что–то неладное. Дверь было никак не открыть, с ней это иногда случалось, но я ужасно испугалась. Наконец, открыв её, я бросилась в спальню. Одного взгляда было достаточно понять, что произошло нечто ужасное. Горела только одна лампа, так как люстру я выключила, когда Джими собирался лечь спать. Её свет отбрасывал зловещую тень, тишина в комнате была такая, как если бы время остановилось.»

«Первым моим движением было разбудить его. Я трясла его снова и снова, неистово. Я дотронулась до его щеки, кожа была холодная. Его губы были приоткрыты и с багрянистым оттенком.»

Моника надеялась, что, несмотря на самые ужасные опасения, Джими просто заболел.

«Я молилась, чтобы произошло чудо. Я ни вызвала скорую, ведь Джими всегда гневался, если про него узнавали что–либо лишнее, ни проверила пузырёк со снотворным — только позже выяснила, что не хватает девяти таблеток.»

«Решила позвонить кому–нибудь, кто бы дал совет, и как только я дозвонилась до одного из наших общих с Джими друзей, он сказал, чтобы я тут же вызвала скорую.»