Джейн и Эмма - [9]

— Не беспокойтесь, мадам, все нормально, я видел, что произошло. Уверяю тебя, Эмма, прежде чем ты станешь хорошей наездницей, тебя еще не раз по-настоящему сбросит лошадь. Вставай скорее, я посажу тебя на пони; всегда надо возвращаться в седло сразу, как только ты упала.

Но Эмма заявила, что она сильно ушиблась, поцарапалась и вообще с нее хватит; со слезами на глазах она потребовала, чтобы ее отвезли домой. Рассказа, который она сочинила для своего отца, оказалось достаточно, чтобы тот наложил категорический запрет на все дальнейшие разговоры о верховой езде. Он сказал, что не сможет вынести постоянных мыслей об опасности, которой ежеминутно повергается его любимая девочка, у него будет нервный срыв, если он все время будет о ней беспокоиться. И в конце концов, какая надобность для дорогой Эммы ездить на лошади? В Хайбери достаточно много сухих тропинок, по которым можно отлично прогуливаться, если есть нужда в физических упражнениях. Он сам никогда не видел необходимости выходить за пределы живой изгороди собственного сада, за исключением одного случая, когда его пригласила на чай миссис Годдард. Эмме будет намного лучше в поместье, где не грязно зимой и не пыльно летом; люди должны оставаться в своих владениях; и все эти шатания по окрестностям в поисках удовольствия были абсолютно неизвестными в его детстве, они в высшей степени нежелательны, являются продуктом нового века, непостижимой для нормального человека неугомонностью. Да и Эмма всегда может воспользоваться каретой, если у нее появится нужда поехать куда-нибудь далеко. Это очень мило со стороны мистера Найтли предложить давать Эмме уроки, но он с самого начала знал, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет; ничего хорошего и не получилось; и его опасения полностью оправдались.

Мистер Найтли, сильно раздосадованный, продал одного пони и продолжил уроки с Джейн Фэрфакс. Она оказалась способной ученицей и довольно скоро превратилась в хорошую наездницу.

— Ваши уроки сотворили чудо! Джейн больше не простужается, — сказала ее благодарная тетя мистеру Найтли. — Она всегда была такой слабенькой, вы же знаете, мой дорогой сэр, мы жили в постоянном страхе за нее. Стоило ей выйти за дверь, как она начинала чихать, а если у нее заболевало горло, мы все приходили в отчаяние. Но с тех пор как она начала с вами заниматься, мистер Найтли, ничего подобного больше не случается, она стала совершенно другой, понимаете! Когда она возвращается с урока, у нее розовые щечки, и она щебечет так весело, как мы никогда не слышали. Мы надеялись, что Джейн и маленькая Эмма Вудхаус станут подругами, но… (она тяжело вздохнула) разница в их положении… Дело в том, что, как я всегда говорила, Джейн тихий, неразговорчивый ребенок, не похожий на меня. Это я болтушка, могу сколько угодно трепать языком, но после одного из уроков с вами Джейн болтала так… так… а ведь это совсем на нее не похоже. Могу сказать, что ее умение ездить верхом сослужит ей хорошую службу в будущем, ведь ей, бедной девочке, придется зарабатывать себе на жизнь, работая гувернанткой, и мы ничего не можем изменить. Если она будет уметь ездить верхом, возможно, ей повезет получить хорошее место в состоятельной семье, ведь она сможет сопровождать своих подопечных в верховых прогулках, когда это потребуется.

Признав свое поражение после случая на уроке верховой езды, мистер Найтли прекратил попытки подружить между собой Джейн Фэрфакс и Эмму Вудхаус. С тех пор девочки за год не обменивались и полудюжиной слов. Эмма старалась не попадаться на глаза Джейн в дни ее музыкальных уроков, а Джейн приходила и уходила тихо, словно тень. И если по воле случая эти девочки встречались в деревне, каждая держалась на своей стороне улицы и делала вид, что не замечает другую.

Глава 2

Когда Джейн Фэрфакс исполнилось восемь лет, она начала каждое утро бегать за почтой, и путь ее лежал мимо гостиницы «Корона», лавки мясника и магазина мануфактурных товаров Форда, мимо пекарни и кузницы. Обычно корреспонденции было немного, поскольку дамы Бейтс старели и почти ни с кем не переписывались, кроме дальних родственников в Шропшире, которые редко находили время взяться за перо и бумагу. Однако утренний воздух и физические упражнения считались очень полезными для Джейн, которая в последнее время начала быстро расти, так что приходилось постоянно отпускать подогнутые подолы отданных ей пальтишек Изабеллы Вудхаус. Но если бы Джейн позволили действовать по собственной воле, она бы, вероятнее всего, проводила все свое время в помещении — за пианино в Хартфилде.

Как-то раз утром она вернулась к завтраку, с гордостью размахивая большим белым конвертом.

— От кого это может быть? — озадачилась старая миссис Бейтс, глядя на конверт поверх очков. — Почерк мне определенно знаком, я видела его раньше, но не могу вспомнить, когда и где. Распечатай его очень аккуратно, Хетти, чтобы не порвать бумагу внутри.

Письмо, к счастью, оказалось не длинным, поскольку дамы Бейтс, их друзья и соседи за последующие два дня читали и перечитывали его так часто, что времени для других занятий просто не оставалось.