Джентльмен-капитан - [35]

— О предвечный Господи Боже, что правит едино на небесах и в бушующем море, окруживший воды сушею до скончания дней, охрани своей Всемогущей и милостивой дланью нас, рабов Твоих, и флот, коему служим мы.

Вивиан взглянул на меня, удивлённо нахмурив юные черты. Внизу, на шкафуте, лицо Ползита сияло блаженством. Вокруг него одни были озадачены, другие ошеломлены. Даже полуглухой хирург Скин, похоже, чутко внимал странной новой молитве Гейла, а Роже Леблан и Али–Рейс, казалось, пришли в полный восторг.

— Сохрани нас от опасностей моря, — продолжал Гейл, — и от жестокости врага; чтоб смогли мы защитить нашего милостивого государя, короля Карла, и его владения, и сделать безопасным плавание для тех, кто по долгу службы вышел в море; чтобы жители нашего Острова служили Тебе, Господи, в мире и спокойствии; и чтоб мы вернулись в целости на благословенную землю, с плодами трудов наших, благодарно поминая милосердие Твоё, славя и воспевая Имя Твоё в Иисусе Христе, Спасителе нашем. Аминь.

Ответное «Аминь!» было громогласным и пронеслось над водой на три сотни ярдов до самого «Ройал мартира». Джадж, не имевший собственного капеллана, и потому сам пунктуально и кратко проводивший службы, смотрел на нас со шканцев, несомненно дивясь охватившему команду «Юпитера» евангельскому пылу.

Гейл продолжил проповедовать в той же энергичной и впечатляющей манере, вдохновив удивительно отзывчивую команду на три мощных гимна, с поразительной эффективностью распределив хлеб и вино для святого причастия, помолившись за новую королеву–португалку и высказав краткое, но меткое, слово о сто шестом псалме, всегда популярном в деревянном мире: «Отправляющиеся в море в кораблях, производящие дела в водах многих, они видели дела Господни и чудеса Его в пучине». Он превратил эти слова в хвалебную песнь Джеймсу Харкеру, обойдя молчанием тёмные слухи об убийстве, что захватили ум Вивиана и всех обитателей нижней палубы, как вьюном оплетённых подозрениями.

Когда Гейл благословил и распустил собрание, Джеймс Вивиан шепнул мне новым, приятельским, почти заговорщическим тоном:

— О Боже, сэр, если он сможет говорить так каждое воскресенье, быть ему епископом!

Это внезапное доверие лейтенанта меня восхитило. И мгновение я не мог решить: увлечь ли Вивиана продолжением беседы или вызвать преподобного Гейла на разговор. Но мне было известно, кого из них сложнее будет отыскать в будущем. Я направился к капеллану для формального приветствия.

Гейл что–то увлечённо обсуждал с французом Лебланом.

— …действительно ужасно. Но слухи — воистину благодатная почва для дьявола, месье, — успел я разобрать, приближаясь.

Гейл замолк и обратил ко мне лишь слегка замутнённый взгляд, бесцеремонно взвешивая и оценивая увиденное.

— Капитан Квинтон, — сказал он наконец. — Брат лорда Рейвенсдена, стало быть. Вы слишком молоды для того, чтобы заменить Харкера.

Гнев полыхнул во мне от бесстыдства этого человека. Но вокруг нас глаза и уши всей команды, а он служитель Бога в полном церковном облачении, да ещё и в воскресенье. Поэтому, с большим трудом сдержавшись, я ограничился сарказмом — последним прибежищем побеждённого героя.

— Рад с вами познакомиться, преподобный. Во второй уже раз, на случай, если вы позабыли о первом. — Свирепый блеск в его глазах послужил мне скромной наградой. — Очень интересная служба, осмелюсь сказать. И весьма необычная молитва в начале.

Гейл фыркнул и уставился на меня тусклым, отстранённым взглядом, который мне предстояло хорошо узнать в будущем.

— Вы недолго останетесь при этом мнении, капитан. Её предстоит читать ежедневно на каждом корабле его величества, начиная с Пасхального воскресенья и вплоть до Судного дня. Она будет в печёнках у нас сидеть к концу месяца.

— Ох. Так значит, ваш молитвенник…

— Новая книга общих молитв, — кивнул он, — распространяемая ныне во всех приходах страны по прямому указу короля, парламента и синода, чтобы заменить старую к Пасхе. Другими словами, через пару недель. Верная дорога к спасению для заплутавшей нации, капитан Квинтон.

Я не брался сказать, было замечание Гейла религиозным или саркастическим, хотя и склонялся к последнему.

— Мне известно о новой книге, конечно — мой брат участвовал в дебатах в палате лордов. Но я не знал, что экземпляры уже начали рассылать.

— Как христиане, капитан Квинтон, — улыбнулся капеллан, — мы верим, что, когда в последний раз прозвучит труба, мы все встанем нагими и равными пред судом Господним. До того страшного дня, однако, мы живём совсем неодинаково. — Он повернулся, приглашающе махнул, и мы направились к юту. — Вы, сэр — брат графа, что даёт вам возможность командовать королевским военным кораблём в столь нежном возрасте. — Моё лицо вспыхнуло от явной дерзости его наблюдений, но он продолжил, словно не заметив этого: — Тогда как я … что ж, капитан, при всех моих очевидных грехах и пороках, никто не отнимет у меня того, что Билли Сэнкрофт и я — старейшие и лучшие друзья со времён Кембриджа. Как только нас зачислили в Эммануил–колледж, мы поспорили, что к шестидесятому дню рождения он станет архиепископом Кентерберийским, а я — Йоркским. Сейчас, имея в запасе тринадцать лет, он — духовник короля Карла, а я — капеллан «Юпитера». — Он небрежно махнул рукой в направлении палубы позади грот–мачты, где группка матросов терпеливо ждала, чтобы поговорить с ним. — Мы можем с некоторой уверенностью заключить, что он выиграет пари, а я проиграю.