Джем и Дикси - [11]

Шрифт
Интервал

– Полная чушь. По крайней мере, так говорит мама.

– Тебя это нервирует?

Еще один вопрос, на который я не могу ответить. Я не знаю, что это за чувство. Оно заставляет что-то неприятно проворачиваться в моей груди каждый раз, когда я задумываюсь об этом проклятом письме. Для такого явно еще не придумали слов.

Не дождавшись ответа, психолог берет в руки маркер, явно намереваясь снова рисовать, но я реагирую молниеносно:

– Только не это!

– Хорошо, – смеется он в ответ.

– Я просто… хочу узнать, что же там. В письме.

– Ну, нет смысла гадать, если ответ знает только Дикси. Постарайся отпустить эту ситуацию до тех пор, пока она не прояснится. Тогда мы сможем поговорить об этом по существу.

Он всегда умел проворачивать этот трюк. Делать все самые сложные вещи удивительно простыми.

– Однако, – продолжает он, потянувшись за очками и бросив взгляд на экран компьютера, – кое-что мы можем сделать прямо сейчас. Как ты смотришь на то, чтобы мы вместе оформили тебе абонемент на школьные обеды? Думаю, я смогу пропихнуть твою заявку так, что твоей маме не придется даже думать об этом.

– Серьезно? Я думала, им нужен ее расчетный счет и все такое.

– Не переживай, я подергаю за нужные ниточки.

– Но вы не обязаны этого делать!

– Я знаю, Дикси. И я открою тебе маленький секрет: я люблю дергать за ниточки. Так будет намного быстрее.

Скарсгард никогда бы так не поступил.

– Спасибо.

– Благодари Луку, – отвечает он, не отрываясь от компьютера. – Еще увидимся, Джем.

– Мне нужно возвращаться на физкультуру? – несмело спрашиваю я. Шестой урок – последний на сегодня.

– Не-а, – тянет психолог, берет ручку и выписывает пропуск.

Протянув мне заполненный аккуратным почерком лист, он улыбается так, что я вдруг чувствую в груди что-то очень теплое. И эта маленькая искорка чужой доброты – единственное напоминание о том, что, даже несмотря на Луку и Денни, несмотря на всех идиотских друзей Дикси, быть мной не так уж и плохо.

Первое, что заставил меня сделать мистер Бергстром, когда я впервые пришла к нему на прием, – написать семейную историю.

– Что вы имеете в виду? – спросила тогда я, даже не догадываясь, что он подразумевает под этим странным выражением. В те дни я относилась к нему с огромной настороженностью. И неудивительно: мой прошлый психолог, обещавший помочь мне, Скарсгард, в итоге не дал мне ровным счетом ничего.

– Ну, смотри. Тебе нужно рассказывать о своих родителях, о твоих бабушках и дедушках. Копай глубже, к самым корням твоей семьи. Чем дальше, тем лучше.

– Зачем?

Помнится, эта идея мне сразу не понравилась. У меня и без того было полно домашней работы.

– Это поможет тебе многое понять. Да и мне станет понятнее, как я могу тебя поддержать.

Поддержать меня. Скарсгард никогда не говорил этих слов.

Задание заняло у меня кучу времени. Скажу честно: прошлое моей семьи – совсем не то, о чем я люблю думать. Но стоило только начать, и это странное задание захватило меня целиком и полностью. Мой маленький рукописный шедевр рос на глазах – строчка за строчкой, страница за страницей, а мне становилось все легче и легче. Я принесла мистеру Бергстрому целый ворох исписанных страниц.

Это история моих родителей.

Впрочем, наших родителей. С тех пор, как родилась Дикси.

Иногда мне хочется называть их именно «моими», как будто Дикси чья-то еще дочь. По сути, так оно и выглядит: ко мне они всегда относились иначе. Когда я думаю о детстве, я не могу вспомнить ни одного теплого момента, из тех, что есть у каждого ребенка. Когда я пытаюсь понять, что же хорошего дали мне мама и папа, в голову не приходит ровным счетом ничего. Дикси достались красота и обаяние. И уверенность в себе.

Но первой появилась именно я.

Юность моих родителей пришлась на восьмидесятые и девяностые. Они поженились довольно рано, в 1997-м. Они встретились в никому не известном тогда баре под названием «Вельвет». Маме было двадцать, и она развлекала себя тем, что слонялась по барам с поддельным паспортом в кармане. Они оба были из тех, что мечтают остаться молодыми навечно. К примеру, мой отец вечно хвастался тем, что не стал одним из тех офисных клерков, погрязших в счетах, в которых превратились его друзья. Друзья, все развлечения которых с годами сводились к семейным поездкам за город. Мама никогда не говорила ничего подобного, да ей и не нужно было. Достаточно взглянуть, как она одевается и ведет себя, и все сразу становится понятно.

Когда мама забеременела, они с отцом решили, что это знак. Они вместе пошли в местный загс и расписались, сменив фамилии на ту, новую, что они придумали вместе. Папа подумывал купить маме обручальное кольцо с драгоценным камнем, но у них не хватило денег. Поэтому они решили назвать меня Джем[1]. С таким именем я просто обязана была сверкать ярче всех.

Мою маму звали Адрианна Костас, а папу – Рассел Якобс. В загсе они решили сменить имена. Так они превратились в Адри и Рассела Тру. Папа частенько называл маму коротко, Дри, когда хотел поднять ей настроение, и это отлично у него получалось. Эта веселая, добрая Дри была очень хорошей. Но со временем теплая, добрая сторона мамы стала появляться все реже и реже, пока не исчезла без следа. Если бы Адри была домом, в нем не осталось бы и самой крохотной комнатки, где могла бы жить Дри.


Рекомендуем почитать
Тополиный пух: Послевоенная повесть

Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.


Синдром веселья Плуготаренко

Эта книга о воинах-афганцах. О тех из них, которые домой вернулись инвалидами. О непростых, порой трагических судьбах.


Чёртовы свечи

В сборник вошли две повести и рассказы. Приключения, детективы, фантастика, сказки — всё это стало для автора не просто жанрами литературы. У него такая судьба, такая жизнь, в которой трудно отделить правду от выдумки. Детство, проведённое в военных городках, «чемоданная жизнь» с её постоянными переездами с тёплой Украины на Чукотку, в Сибирь и снова армия, студенчество с летними экспедициями в тайгу, хождения по монастырям и удовольствие от занятия единоборствами, аспирантура и журналистика — сформировали его характер и стали источниками для его произведений.


Ловля ветра, или Поиск большой любви

Книга «Ловля ветра, или Поиск большой любви» состоит из рассказов и коротких эссе. Все они о современниках, людях, которые встречаются нам каждый день — соседях, сослуживцах, попутчиках. Объединяет их то, что автор назвала «поиском большой любви» — это огромное желание быть счастливыми, любимыми, напоенными светом и радостью, как в ранней юности. Одних эти поиски уводят с пути истинного, а других к крепкой вере во Христа, приводят в храм. Но и здесь все непросто, ведь это только начало пути, но очевидно, что именно эта тернистая дорога как раз и ведет к искомой каждым большой любви. О трудностях на этом пути, о том, что мешает обрести радость — верный залог правильного развития христианина, его возрастания в вере — эта книга.


Годы бедствий

Действие повести происходит в период 2-й гражданской войны в Китае 1927-1936 гг. и нашествия японцев.


Полет кроншнепов

Молодой, но уже широко известный у себя на родине и за рубежом писатель, биолог по образованию, ставит в своих произведениях проблемы взаимоотношений человека с окружающим его миром природы и людей, рассказывает о судьбах научной интеллигенции в Нидерландах.