Джек Восьмеркин американец [Первое издание, 1930 г.] - [29]

— Добрые люди, вы же видите… Помогите мне его связать и в город, и в город…

Мужики перестали смеяться. Некоторые из них даже подошли к лестнице. Раздались голоса:

— Слазь, Яков. Будет тебе мать мучить.

Яшка повернулся на лестнице, но не слез, а стал пространно объяснять, что в Америке всегда обрывают плохие завязи. Так яблоки получаются крупнее, и общим весом с яблони больше. Мужики слушали Яшку внимательно. А потом Бутылкин сказал Пелагее:

— Слышала? Чего же ты орешь, как зарезанная? Может, оно и правда так. Вот посмотрим, что осенью выйдет, а тогда на будущий год все на деревья полезем.

Пелагея ничего не поняла из объяснений Яшки. Вернее, поняла только одно: сын сел ей на шею, и нет ей против него никакой поддержки, даже от крестьянства.

Впервые в голову Пелагеи пришла мысль, что лучше было бы, если б Яшка помер или остался в Америке навсегда.

Жизнь для нее теперь сделалась сплошным мучением.

* * *

В средине мая растеньица на грядках сильно подросли, и им стало тесно. Джек хорошо вспахал картофельные участки, прошелся и бороной, а потом опять плугом, — наделал борозд. Утром заявил, что надо приступать к высадке табачков в поле. Объяснил, как это делать, и заставил женщин взяться за работу.

И вот началась страдная пора, по сравнению с которой жатва показалась Пелагее праздником.

Табачки были мелкие, с булавку, и очень хрупкие. Рассаживать их было трудно, тем более, что Яшка работал тут же. Он сразу замечал все промахи и заставлял их исправлять.

В первый день все трое высадили четыре тысячи табачков. Со всем полем провозились десять дней. Джек вставал рано, в три часа, и сейчас же будил женщин. Работать было до того трудно, что к вечеру ныло все тело. Пелагея и Катька часто вспоминали, до чего легко и хорошо жилось им в прошлый год, когда Яшки не было. Сейчас спины у них болели, как будто раскололись.

За десять дней в поле было высажено шестьдесят тысяч высадков. Пелагея была рада концу работы, думала, что пришел отдых. Но оказалось, что надо еще таскать воду из колодца, поливать табак.

Колодец был далеко, и воду таскали ведрами целые сутки. Джек даже по ночам носил воду, все боялся, что табачки не примутся. Но они прижились хорошо, окрепли, и поле зазеленело.

Теперь уже все в Починках знали, что Яшка разводит американскую махорку. Затею эту считали пустяковой и невыгодной. Некоторые крестьяне сажали немного махорки у себя на огородах, а высадки покупали в городе. Но занимать под табак целое поле никому в голову не приходило, тем более, что Яшка принужден был ради этого отказаться от картошки и пшеницы. Катьку допрашивали девки, как она из табаку будет хлеб печь осенью. Девчонка сначала отшучивалась и крепилась, но как-то расплакалась перед всей деревней.

Начала просить:

— Девоньки милые, не трожьте меня, христа-ради. Я уже себе мешок сшила. Как пройдет покос, пойду в город сухари под окнами собирать.

И после этого не выходила гулять к девкам, а все больше дома сидела.

Глава восьмая ДЖЕК ПОЛУЧАЕТ КРЕДИТ

ЗА ХОРОШЕЙ весной пришло лето, раскаленное, как жар в печи.

Собаки весь день дышали учащенно, золотая пыль стояла в воздухе, и по вечерам трава не покрывалась росой. Крестьяне начали беспокойно поглядывать на небо. Засуха была частой гостьей в тех местах, и последствия ее были всем хорошо известны. Говорили, что дождь нужен непременно, иначе погорят всходы.

На плантации у Джека тоже не все было благополучно. Его ковшичков с водой явно не хватало, и табачки опустили свои нежные листья. Джек без отдыха таскал ведра, но полить всего поля из колодца не мог. Труд его изнурял. Он похудел и плохо спал. Ночью во сне бормотал что-то, а один раз под утро вдруг закричал:

— Горит… Горит…

Пелагея разбудила сына и спросила:

— Яша, Яша, что с тобой?

Джек дико ворочал глазами и ответил отрывисто:

— Табак мой горит, мать! Горит табак!

И опять повалился на постель.

Пелагея понимала, отчего Яшка мучится, но помочь сыну ничем не могла. Вместе с ним и Катькой она поливала поле и ясно видела, что втроем здесь ничего сделать нельзя.

Наконец Джек окончательно выбился из сил.

Как-то днем он бросил ведра, лег под яблони и долго лежал без движения. Потом энергично поднялся и вошел в избу.

Пелагея двинулась за ним следом и увидела, что Яшка выводит что-то углем на большом листе бумаги. Сама Пелагея была неграмотной, но писание сына почему-то показалось ей подозрительным. Она вышла в сени, подозвала Катьку и шопотком просила ее прочесть, что такое пишет Яшка.

Катька вошла в избу, побыла там недолго, потом выскочила бледная к матери. Закрыла глаза и сказала:

— Мама…

Дальше говорить не могла, залилась слезами.

— Что? — закричала Пелагея, видя, что пришла настоящая беда. — Говори, что?

— Мама… Он лошадь продать хочет. Написал: «Продается мерин пяти лет в избе у Восьмеркиных»…

Этого Пелагея вынести уже не могла. Она явилась в избу с громким протяжным воем, схватила бумагу, разорвала ее и без слез закричала:

— Ты что же, нас совсем по-миру пустить хочешь, сынок? Один твой табак проклятый жевать будем осенью. Да я на тебя в суд подам…

Катька поддержала мать и даже плюнула Джеку в спину.