Джек-потрошитель с Крещатика - [152]

Даша села меж ними, сгребла сразу целую горсть печенюшек из тарелки.

— А я хочу, чтоб пришли все бабки Акнир, которые мне помогли… Ирина, Марина, Анна, Иоанна, Катрина, Дана, Милана… все остальные. Когда их позову я, Киевица, они точно придут! А я еще внукам буду рассказывать на Бабы́, как они в борделе дали всем жару.

Акнирам быстро сунула печенье в рот.

— Моя мама не монстр, — с вызовом сказала она, — хоть теперь вы все считаете так. И даже я начинаю думать… но вы не знали ее! Она была очень-очень веселой. И действительно любила слепых. Она специально ходила на многолюдные праздники, чтобы вылечить в толпе на Крещатике прикосновениями как можно больше людей… все смеялась, что однажды, благодаря ей, Козьему болоту припишут целебные свойства. Мама, ты слышишь меня? Я спасу тебя! Но не нужно приходить сюда, я прошу… умоляю!

Акнир встала, открыла двери и вышла на хмурый осенний балкон, присела на карточки, чтобы скрыть под дождем подступившие слезы.

У осени было много одежд — туман, разочарование, холод…

Деревья шумели, стук дождя напоминал стук колес, и казалось: все они едут куда-то, оставаясь на месте. И лишь немногие слышали, как уже стучат вдалеке копыта белого коня Архангела, по народным поверьям, запирающего на зиму землю ключом. Ключи от земли отсвечивали тысячью бликов в темных окнах осеннего Града… конь был еще далеко, но приближался с каждым ударом — ударом сердца, ударом в сердце.

— Ее отец сказал, что я тоже скоро увижу ад, — призналась Даша. — Мне теперь даже интересно, когда? Я теперь совсем не боюсь. Все думают, что ад — наказание, но это не так… Ад — это как платье. Вот ты типа купила себе красивое платье, а потом на тебя напали грехи: лень, чревоугодие, уныние, ты поправилась до ста килограмм. И в свое красивое платье не влезаешь. Но не потому, что платье тебя наказывает или плохо к тебе относится, а потому, что ты растолстела! Все просто!

— Миша заснул. Пойду, согрею ему молока, — младшая из Киевиц отправилась на кухню. Чуб увязалась за ней.

Они едва успели поставить большой древний чайник на плиту, когда послышался звон рассыпающегося стекла. Все трое бросились в круглую комнату Башни Киевиц… И все опоздали.

Зеркало было разбито, над колыбелью стояла Кылына — в руках у нее был окровавленный нож, который она только что вытянула из груди Машиного полугодовалого сына.

— Мама, нет! — крикнула Акнирам. — Я же просила!..

Кылына исчезла.

С воем Маша бросилась к кроватке ребенка.

Но на его одежде и постели отчего-то не было крови, и круглые глазки маленького светлоглазого Миши глядели на мать любопытно и радостно, щеки мгновенно стали румяными, губы улыбались — малыш был цел и совершенно здоров.

— Но как он выздоровел?.. Как выжил? — не веря в лучшее, Маша опасливо взяла сына на руки.

— Он — зеркало, — потрясённо сказала Акнир. — Воскрешая, его можно убить. А убивая — спасти. И мама знала об этом. Она не пыталась убить его! Она спасла твоего сына… Наверное, лишь на Бабы́ твой сын получил этот дар от предков.

— Кылына спасла моего сына? Зачем? — недоуменно спросила Маша.

— Миша-младшенький тоже зеркало, как Путешественник? — Чуб подошла к малышу, нагнулась к нему, растянула пухлые губы в улыбке, не в силах сдержать радость при виде его круглой счастливой и здоровой мордашки.

— Ляля, — потянулся он к Даше.

— Ляля? — повторила застывшая в балконных дверях Акнирам. И вдруг, сорвавшись с места, бросилась к ребенку, буквально вырвав его из рук Маши, прижала к груди:

— Папочка! Мой папочка… папочка, вот я и нашла тебя! Теперь мы будем семьей!

Чуб развернула подаренные ей ноты и прочла на полях:

Моя дорогая тетя Даша. Давно хотел признаться, что я был влюблен в вас с самого детства, когда мне было шесть, а вы, самая веселая и прекрасная тетушка в мире, каждый день водили меня на концерт… Жаль, что я так и не смог отплатить вам тем же. Надеюсь, эти ноты, купленные мною для вас в лавке Ижакевича, компенсируют это.

С любовью, ваш Вольдемар, он же — Миша Врубель-младший.

П. С. не знаю, правда ли это, но по семейной легенде «моей Лялей» я впервые окрестил вас еще до того, как мне исполнился год.

— Ух ты… а я и правда классная баба… и тетя наверное тоже «ух ты!» — ошалело произнесла Даша.

— Миша, — недоверчиво произнесла Маша. — Мой сын Миша был там? И искал отца? И спас его душу… А Кылына пришла туда, чтоб лишить Врубеля детей, заранее обречь их на смерть, и в результате сама…

— Папочка! — повторила Акнирам. — Папа… Вот что Врубель пытался сказать нам в соборе… «Моя любимая… внучка!». Он увидел меня в будущем. Ничего, ничего, папа, теперь я тебя воспитаю, как надо… теперь я сама с тобой буду на концерты ходить! Мой папа… — она подняла ребенка над собой, глядя на малыша, как на восьмое чудо света, доступное ей одной, и повторила: — МОЙ ПАПА!

Из будущей истории

Говорят, ведьма не может зайти в церковь, но это вранье. Украинские ведьмы издавна ходили на церковные службы, именно в церкви, благодаря особым ритуалам, их и вычисляли добрые люди, чтоб, «перекрестившись, плюнуть на самый хвост».

Лишь избранным ведьмам заказан ход в Божий храм. И Глава Киевских ведьм Василиса Андреевна относилась к тем, кому не стоит переступать церковный порог. Даже рядом, на святой церковной земле, она чувствовала себя неуютно и «моторошно» и старательно обходила бесчисленные церковные паперти, и ныне здравствующие, и оставшиеся от прежних, снесенных церквей Киева, уже забытых слепыми, но по сей день вызывающих у Главы беспокойство и страх, не считая десятков иных неприятных симптомов.