Джек Лондон: Одиночное плавание - [26]
«Я был способным матросом, — вспоминал он годы спустя, — у меня была хорошая школа. Совсем чуть-чуть времени мне понадобилось, чтобы разучить названия и назначение снастей, которые дотоле были мне неизвестны. Это было совсем нетрудно. К тому же я действовал не наобум. Поскольку я обладал опытом плаваний на яхте, то сразу же понимал, что это за снасть, как она работает и для чего предназначена. Разумеется, я не умел ходить по компасу, но за полминуты понял, как это делается. А уж что касается таких команд, как “круче к ветру” или “идти в лавировку”, в этом я разбирался, пожалуй, даже лучше своих товарищей по команде — ведь прежде я обычно только этим и занимался»[73].
Но если с профессиональными навыками дело обстояло более или менее благополучно (что он, кстати, проиллюстрировал в своей первой публикации — очерке «Тайфун у берегов Японии», навеянном путешествием на шхуне), «человеческий фактор» исключить было невозможно. Много лет спустя Лондон написал рассказ «Мертвые возвращаются», в котором помимо собственно истории содержатся и некоторые подробности взаимоотношений на судне.
«Едва мы отплыли из Сан-Франциско, — вспоминает Лондон, — как я столкнулся с весьма нелегкой задачей. Из двенадцати матросов десять были просоленными морскими волками. Я, мальчишка, пустился в первое свое плавание с моряками, у которых была за плечами долгая и нелегкая школа европейского торгового флота. Юнгами они не только тянули лямку своих корабельных обязанностей, но, по неписаным морским законам, пребывали в полной кабале у матросов. После того как они сами стали матросами, они поступали в услужение к старшим матросам. Так уж повелось: лежа на койке, старший матрос взглянет свысока на рядового и велит ему подать башмаки или принести попить. И хотя рядовой матрос тоже лежит на койке, и он не менее устал, чем старший матрос, он все же обязан вскакивать и подавать, и приносить, если, конечно, не хочет быть избитым. <…> Эти скандинавские моряки, битые смертным боем, прошли суровую школу. Подростками прислуживали своим старшим товарищам, и сделавшись старшими матросами, они, естественно, ждали, чтобы им прислуживали подростки. А я был подростком, но обладал силой мужчины. В плавании я был впервые, но был хорошим моряком и дело свое знал. Мне нужно было доказать свою самостоятельность или подчиниться их власти. В команду я был зачислен как равный и теперь должен был утвердить это право на равенство — в противном случае мне пришлось бы пройти через семимесячный ад их ига. И это мое желание — быть с ними наравне — вызывало у них законное негодование. Какие для этого основания есть у меня? Ведь я еще ничем не заслужил такой высокой привилегии. Я не испытал всех тех невзгод и дурного обращения, какие довелось перенести им в юности — забитым и запуганным нижним чинам. План мой был несложен, но хорошо продуман и смел. Во-первых, я решил выполнять свою работу, как бы она ни была трудна и опасна, и делать ее настолько хорошо, чтобы исключить необходимость какого бы то ни было вмешательства или помощи со стороны. Поэтому я был в состоянии постоянной готовности. Я не допускал даже мысли об отлынивании, так как знал, что зоркие глаза моих товарищей по полубаку только и ждут этого. Я твердо решил заступать на вахту в числе первых и последним уходить в кубрик… в любую минуту я был готов ринуться наверх, к марселю, к шкотам и галсам, приступить к установке или уборке парусов. И делал я всегда больше, чем от меня требовалось. К тому же я каждую минуту был начеку и готов к отпору. Совсем не так просто было нанести мне оскорбление или высокомерно обойтись со мной. При первом же намеке на что-то подобное я взрывался и выходил из себя. Возможно, меня и побили бы в завязавшейся драке, но уже было создано впечатление, что они имеют дело с необузданным и упрямым парнем, готовым сцепиться снова. Я хотел показать, что не потерплю никакой кабалы. Я дал понять, что того, кто посягнет на мою независимость, неизбежно ждет борьба. А поскольку я исправно выполнял свое дело, то присущее всем людям чувство справедливости, подкрепленное благородным отвращением к царапаньям и укусам дикой кошки, вскоре заставило их отказаться от своих оскорбительных поползновений. Несколько стычек — и моя позиция была утверждена. Я мог гордиться, что был принят как равный не только на словах, но и на деле»[74].
Рассказ «Мертвые возвращаются» был написан в 1909 году и относится к числу не самых известных произведений писателя. Симптоматично, что и полтора десятка лет спустя память о пребывании на шхуне еще жила в нем; всё, что он тогда испытал, тревожило память, будило эмоции.
