Джек Лондон: Одиночное плавание - [114]

В добавление, не оправдались расчеты на урожай (вскоре после пожара это стало очевидно) — свое дело сделала жара, поразившая в тот год Калифорнию, а также нашествие насекомых, уничтоживших то, что пощадила засуха. Ближе к осени добавился падеж скота. К тому же кто-то застрелил (преступника не нашли) жеребца-производителя, купленного за большие деньги.

Были и другие потери.

Джек Лондон, как и многие писатели, испытывал особый интерес ко всевозможным печатным устройствам — будь-то пишущая машинка или типографское оборудование. Конечно, ему далеко было до Бальзака-типографа или Марка Твена, который постоянно покупал все новые модели «ундервудов» и «ремингтонов» и вложил целое состояние в «Печатную машину Пэйджа». Но он явно верил в «силу печатного слова» и в возможность извлечения дохода из этого. В частности, большие надежды Лондон возлагал на некий «Миллеграф» — «новейшее устройство для фотомеханической печати». Он рассчитывал, что это изобретение произведет переворот в издательской деятельности и принесет ему много денег. В «дело» его вовлек давний приятель Джозеф Ноэл, журналист и писатель (позднее создавший содержательную книгу о Лондоне, Стерлинге и Бирсе, которых много лет знал[267]). Писатель поверил и два года подряд (1912–1913) вкладывал в проект изрядные суммы, но все закончилось «пшиком». Он, конечно, мог бы успокоить себя тем, что его потери несопоставимы с потерями Твена. Но едва ли от этого было бы легче.

Что интересно: сам Ноэл денег в проект не вкладывал (у него их просто не было) и отделался «легким испугом», но дружба с Лондоном на этом закончилась (в книге, правда, Ноэл об этом не упоминает).

Тогда же Лондон оказался вовлечен в еще одно «большое дело», с большими же вложениями. Правда, в него он вошел по собственному почину. Оно было связано с кинематографом. В то время Голливуд еще только обретал свои очертания, но Лондон видел его перспективы, понимал, что «фабрика грез» может приносить изрядный доход. Вместе с актером Хобартом Босуортом[268] он взялся за экранизацию собственных произведений, первой должен был стать «Морской волк». Деньги требовались большие, а перспективы были туманными, поскольку существовала проблема авторских прав. Лондон с удивлением узнал, что авторские права не распространяются на экранизации. Более того, они принадлежат не только ему как автору, но и журналам, публиковавшим его произведения. И, вообще, в этой области царит неразбериха, ущемляющая писателей. Потому в 1914 году вместе с ведущими американскими писателями (среди них знаменитости тех лет: Эллен Глазгоу, Бут Таркингтон, Рекс Бич) вступил в «Авторскую лигу» (Authors League of America), с тем чтобы бороться за интересы авторов (и свои собственные)[269].

Кстати, кино Лондону нравилось. Он не только с удовольствием смотрел фильмы, но интересовался технологией съемок и с увлечением наблюдал за процессом кинопроизводства. Даже сыграл эпизодическую роль (роль моряка) в экранизации Босуортом «Морского волка» (1914)[270]. Правда, доходов из прибыльного в грядущем бизнеса тогда извлечь Лондону не удалось. Произошло это позднее — в 1916 году, когда он начал сотрудничать с Ч. Годдардом[271], переработав сценарий последнего в «кинороман», измыслив некую новую жанровую модификацию, чем очень гордился[272].

Но в другом деле Джек Лондон прогорел — в 1912 году дал вовлечь себя в земельные спекуляции и вложил десять тысяч долларов в какие-то пастбища в Мексике[273]. Банк, привлекавший средства, лопнул вскоре после пожара, погубившего «Дом Волка». Деньги пропали. Теперь надо было судиться, но у Лондона на это просто не хватало сил.

Вообще-то Лондон считал, что у него есть чутье и деловая хватка. Интересно, на чем зиждилась эта уверенность? Вероятно на том, что ему — будем справедливы! — в основном удавалось дистанцироваться от разнообразных «предприятий», к участию в которых его постоянно пытались привлечь. В одном из интервью писатель заметил по этому поводу: «Каждый год я получаю примерно сотню предложений, сулящих настоящие золотые горы… и это не считая не меньше сотни проектов щечных двигателей и других изобретений, в том числе лекарств от всех болезней сразу».

Но, как мы видим, от всех предложений уберечься не смог. А если вспомнить, что за «Снарк» он заплатил почти в пять раз больше, чем тот стоил, а за «Дом Волка» — почти втрое, становится ясно, что бизнесмен из писателя был неважный.

Что ему оставалось в создавшейся ситуации? Только одно: сочинять, сочинять, сочинять. Другого способа зарабатывать деньги и расплачиваться с долгами он не имел, да и не знал.

1913 год Ирвинг Стоун назвал «самым плодотворным» и утверждал: тогда «его <Лондона> творчество достигло зенита». Если судить по гонорарам и количеству вышедших в свет произведений, биограф прав. Но вот что касается качества литературной работы, оно было неровным. В 1913-м году вышли четыре крупные вещи Лондона[274]: повести «Алая чума» и «Лютый зверь», романы «Лунная долина» и «Джон-Ячменное зерно», а также сборник рассказов «Рожденная в ночи», куда были включены знаменитые «Мексиканец», «Убить человека», «Когда мир был юным». Действительно, за исключением, пожалуй, «Лунной долины», всё упомянутое принадлежит к числу лучших произведений Лондона. Но почти все это написано раньше — в 1912-м и в первой половине 1913 года (а «Мексиканец» и «Лютый зверь» вообще в 1911-м!).