Джамбул Джабаев: Приключения казахского акына в советской стране - [76]
В свете своеобразного мотива двойничества вождя и его певца становится яснее особое значение некоторых деталей начальной сцены фильма. Суюмбай несколько раз называет Джамбула своим соколом. То обстоятельство, что окружение Джамбула эту аллегорию поначалу не понимает, считая, что речь идет о реальной птице, только усиливает впечатление особой таинственной значимости этого образа. В контексте сцены у смертного одра Суюмбая, представляющей акт трансляции эстетической власти от старого певца молодому, сопровождаемой торжественным произнесением заветов, с одной стороны, и клятвой верности наказу учителя, с другой, соколиная метафорика кажется любопытным звеном между мифом советского акына и политической мифологией советских вождей (ср. знаменитую «Песню о двух соколах», аллегорически воспроизводящую трансляцию полномочий вождя от Ленина Сталину).
Отнюдь не случайным кажется нам и то, что речь идет о произведении («Песне о двух соколах»), которое в советской культуре понималось как фольклорное.
Второй тематический комплекс, который играет значительную роль в фильме, связан с пререрождением Джамбула в советском Казахстане. Уже в первых статьях о Джамбуле появляются рассуждения о прекрасной и счастливой жизни в Советском Союзе как источнике вдохновения новых песен акына. Жизнь и творчество Джамбула разделяются на два этапа: дореволюционный и послереволюционный. Как в песнях самого Джамбула, так и в советских работах о нем биография казахского певца все чаще рисуется как противопоставление его «старого» и «обновленного» образов. В песне «Кляча и конь», одном из немногих произведений Джамбула на «автобиографическую» тему, певец аллегорически сравнивает свою жизнь до революции со своей жизнью после революции: «Сам Сталин отметил вниманьем меня, / За песни мои он послал мне коня»[391]. Уже в песнях часто встречается топика Сталина как творца воспеваемой Джамбулом благополучной советской жизни:
Второй этап осмысляется при этом как творчество идеального народного поэта новой эпохи, которое противопоставлено не только западной декадентской литературе, но и «неправильному» фольклору периода феодализма.
При этом возникает образ слагателя песен, который отстаивает правое дело, хотя сам еще этого и не осознает[393]. Джамбул, таким образом, наделяется чертами типичного, инстинктивно борющегося за справедливость героя соцреалистической литературы, которому революция дает новые возможности для полного развития его творческих способностей.
Именно советская культура превращает Джамбула из простого певца в соцреалистического поэта в облике певца. Это превращение, разумеется, является прямым следствием революции. Вот как, к примеру, об этом повествуется в автобиографии Джамбула: «Когда мне исполнилось 70 лет, я увидел светлую зарю новой жизни. На землю пришла правда для всех живых существ. Я услышал имя батыра Ленина и был свидетелем победного шествия Красной Армии. Вокруг меня закипела жизнь, о которой я пел в лучших своих песнях, как о золотом сне. Почувствовав прилив свежих сил, взял я в руки домбру. Вернулась молодость, и я запел»[394].
Возрождение Джамбула предстает как результат революции. Благодаря новому расцвету Казахстана новое качество обретает и искусство неразрывно связанного с народом певца. Приверженный правде, из критического реалиста он неизбежно должен превратиться в панегириста новой реальности. Его песни становятся значимыми для всей советской культуры, а не только в узком контексте народной казахской поэзии. Эти песни становятся известными во всем Советском Союзе и откликаются на все значительные события общественной жизни, от сталинской Конституции через ежовщину вплоть до песен о Великой Отечественной войне. Развитие фольклора при этом происходит в соответствии с общей динамикой советской культуры сталинского времени.
Связь между постулированной близостью к народу и трансформацией поэзии Джамбула очень явно отмечается у Фетисова: «„Ленин и Сталин разогнали тучи и открыли мне солнце. Ветви мои распрямились. Листья мои зацвели в золотистых лучах. Стали крепкими мои листья. Я, тополь столетний, пою о найденном солнце, о счастье народа, о своих молодых сыновьях и дочерях“[395]. В этом признании — ключ к правильному пониманию беспримерного в истории литературы творческого возрождения, пережитого певцом уже в преклонные годы»[396]. Следуя логике этой оценки слов Джамбула, народное счастье есть причина уникального творческого возрождения. Не приходится удивляться, что глава, примыкающая к цитированному абзацу, называется «Расцвет творчества Джамбула в условиях социалистического общества»[397]. Советские исследователи видят прямую причинно-следственную связь между счастливой жизнью народа и творчеством нового (воскресшего!) социалистического певца. Эту силу поэтического слова, черпаемую из связи с народом, неоднократно отмечает Фетисов.
Новое фундаментальное исследование известного историка сталинской культуры Евгения Добренко посвящено одному из наименее изученных периодов советской истории – позднему сталинизму. Рассматривающая связь между послевоенной советской культурной политикой и политической культурой, книга представляет собой культурную и интеллектуальную историю эпохи, рассказанную через анализ произведенных ею культурных текстов – будь то литература, кино, театр, музыка, живопись, архитектура или массовая культура. Обращаясь к основным культурным и политическим вехам послевоенной эпохи, автор показывает, как политика сталинизма фактически следовала основным эстетическим модусам, конвенциям и тропам соцреализма.
В книге на обширном фактическом материале анализируются дискурсивные особенности советской культуры 1920–1950-х годов — эффективность «ключевых понятий» идеологии в коммуникативных приемах научного убеждения и художественной выразительности. Основное внимание автора сосредоточено на тематических и жанровых предпочтениях в области фольклористики и «народного творчества». Автор дает свои ответы на вопросы: на каких риторических, социально-психологических и институциональных основаниях в советской культуре уживаются соцреализм, эпос (и квазиэпос), сказка (и «советская сказочность»), пафос пролетарской бдительности и популярность колыбельных песен, дидактика рациональности и едва ли не магическая вера в «заговорную силу» слова.
Сборник составлен по материалам международной конференции «Медицина и русская литература: эстетика, этика, тело» (9–11 октября 2003 г.), организованной отделением славистики Констанцского университета (Германия) и посвященной сосуществованию художественной литературы и медицины — роли литературной риторики в репрезентации медицинской тематики и влиянию медицины на риторические и текстуальные техники художественного творчества. В центре внимания авторов статей — репрезентация медицинского знания в русской литературе XVIII–XX веков, риторика и нарративные структуры медицинского дискурса; эстетические проблемы телесной девиантности и канона; коммуникативные модели и формы медико-литературной «терапии», тематизированной в хрестоматийных и нехрестоматийных текстах о взаимоотношениях врачей и «читающих» пациентов.
Фольклористы 1920–1930-х пишут об отмирании и перерождении привычных жанров фольклора. Былина, сказка, духовный стих, обрядовая песня плохо согласуются в своем традиционном виде с прокламируемым радикализмом социальных и культурных перемен в жизни страны. В ряду жанров, обреченных на исчезновение под натиском городской культуры и коллективизации, называется и колыбельная песня.
Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».
Сборник «СССР: Территория любви» составлен по материалам международной конференции «Любовь, протест и пропаганда в советской культуре» (ноябрь 2004 года), организованной Отделением славистики Университета г. Констанц (Германия). В центре внимания авторов статей — тексты и изображения, декларации и табу, стереотипы и инновации, позволяющие судить о дискурсивных и медиальных особенностях советской культуры в представлении о любви и интимности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В данном издании собраны все доступные сочинения, а также избранные статьи и неопубликованные произведения. Кроме того, представлены биография и статьи о творчестве Е. Афанасьева. Книга предназначена широкому кругу читателей.
В этой книге помещены очерки о людях с интересными судьбами. Здесь и о людях, осваивающих Крайний Север, и о героическом Евпаторийском десанте в годы Великой Отечественной войны, и о осиротевшей семье в новгородской деревне… И в каждом очерке присутствует волнующая человеческая судьба.Книга рассчитана на массового читателя.
В книге острой контрпропагандистской направленности на большом фактическом материале авторы показывают современный буржуазный образ жизни, суть американской демократии, прав человека, разоблачают попытки правящих кругов Америки использовать религию в антисоветских целях.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Известнейшая статья профессора, доктора биологических наук Александра Николаевича Студицкого «Мухолюбы-человеконенавистники», опубликованная в журнале Огонек № 11, 1949 года. Рисунки Бориса Ефимова.
Настоящая книга является первой попыткой создания всеобъемлющей истории русской литературной критики и теории начиная с 1917 года вплоть до постсоветского периода. Ее авторы — коллектив ведущих отечественных и зарубежных историков русской литературы. В книге впервые рассматриваются все основные теории и направления в советской, эмигрантской и постсоветской критике в их взаимосвязях. Рассматривая динамику литературной критики и теории в трех основных сферах — политической, интеллектуальной и институциональной — авторы сосредоточивают внимание на развитии и структуре русской литературной критики, ее изменяющихся функциях и дискурсе.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.