Джамбул Джабаев: Приключения казахского акына в советской стране - [73]

Шрифт
Интервал

в иномедиальную форму кинопроизведения открывает, как нам представляется, возможность глубже понять как специфику данного фильма, так и существенные элементы «мифа о Джамбуле»[360].

Народный певец

Одним из центральных мотивов «мифа о Джамбуле» является стилизованный образ «народного певца». Фигура «советского акына» — наследника традиций казахского фольклора — должна была стать своего рода персонификацией укорененности соцреалистического искусства в многовековой традиции народного творчества.

В фильме этот концепт зримо представлен в виде вполне простого расположения персонажей: Джамбулу и его учителю Суюмбаю как представителям связанного с народом фольклора противопоставлены Шаймухаммед и его покровитель Кадырбай как представители феодального порядка. Начальная сцена фильма показывает Суюмбая на смертном одре. Певец, уважаемый всеми слоями народа, легко расшифровывается зрителем — это воплощение самой традиции народного творчества. В этом качестве передает он свою домбру Джамбулу, провозглашая его тем самым своим преемником, и оставляет ему наказ: «Пусть слезы народа будут твоими слезами, пусть счастье народа будет твоим счастьем»[361]. Это не что иное, как краткое содержание «мифа о Джамбуле» и самого фильма: страдания Джамбула как народного певца до Октябрьской революции и его счастливое творчество после прихода к власти большевиков.

Одновременно закладывается основа конфликта, пронизывающего всю первую часть фильма: ущемленные в своем самолюбии феодал Кадырбай и его певец Шаймухаммед постоянно выступают в решающих моментах фильма как оппоненты Джамбула. Так, Кадырбай противодействует свадьбе Джамбула, потому что последний не желает его восхвалять. Шаймухаммед проигрывает Джамбулу в классическом поединке акынов (айтысе). В конце концов Джамбул, агитируя народ, в решающий момент не дает Кадырбаю сбежать вместе с его стадами во время прихода к власти коммунистов в Казахстане.

Из этих примеров ясно, каким образом фильм реципирует «миф о Джамбуле» и делает его доступным зрительскому восприятию. Подобное расположение персонажей выступает в качестве идеального средства передачи зрителю «сложных» контекстов. В сюжете фильма важную роль играют элементы, которые в литературе о Джамбуле либо вообще нигде не встречаются, либо встречаются лишь в виде краткого упоминания. Так, например, отношения Джамбула и его невесты, которые лишь обозначены в самой подробной биографии акына, развиты в фильме в трагедию любви поэта в феодальном обществе, сплетены там с сюжетом вокруг Кадырбая, а во второй части фильма служат доказательством благоденствия советского Казахстана. Причем в биографии Джамбула этот эпизод приведен в значительно отличающемся от его переработанной версии в фильме виде как доказательство страданий певца от несправедливости феодального строя[362]. Неслучайность этих разночтений становится тем очевиднее, если учесть, что соавтором и сценария, и жизнеописания являлся А. Тажибаев. Отдельные эпизоды или новые персонажи (как, например, олицетворяющий традицию народного творчества Шаймухаммед), введенные в нарративную структуру фильма, явно должны были служить аллегорическому изложению того, что с точки зрения мифотворцев советской культуры в жизни и творчестве Джамбула было самым существенным.

Народность певца подчеркивается как в стихотворных текстах Джамбула, так и в посвященных его творчеству работах советских критиков и фольклористов. Именно народ является источником вдохновения акына, который предстает медиумом народного слова: «Народа не старится слово, поверь. / В нем вечная песен основа, поверь»[363]. Народ и Джамбул при этом выступают как некое единство: «Народный акын — в этом определении выражена сущность творчества Джамбула. Поэт имел основания говорить о себе: „Джамбул — это имя простое мое, народ — настоящее имя мое“»[364]. Можно, разумеется, привести множество подобных примеров. Для нас, однако, важнее другое: Джамбул становится певцом, народность которого больше связана с его ролью борца против дореволюционного порядка, чем со стилистикой его творчества.

Связь Джамбула с казахским фольклором, которая постоянно подчеркивается в советской литературе об акыне[365], находит выражение в фильме, как уже упоминалось, в символическом акте передачи домбры Суюмбаем Джамбулу. Тем самым последний становится не просто одним из известных акынов[366], но всенародно чтимым певцом, которому даже представители господствующего класса вынуждены оказывать уважение[367]. В соответствии с лейтмотивом народности переакцентуирована и сцена с завещанием Суюмбая[368]: завет Джамбулу быть оригинальным и честным[369] превращается в примат связи с народом — главный критерий различения между истинным и ложным фольклором. Если в советской фольклористике его народность обычно выражается в таких фразах-штампах, как, например: «на протяжении своей долгой, почти столетней жизни Джамбул был неразрывно связан со своим родным народом»[370], то иногда подчеркивается и тот факт, что Джамбул принадлежит к фольклору именно как носитель народности. Он является настоящим певцом именно потому, что он на стороне народа: «Так пел Джамбул в айтысе, поэтическом состязании с акыном Кулмамбетом. Кулмамбет восхвалял баев и их приспешников, а Джамбул выражал насущные жизненные интересы народа, славил его скрытые силы, и благодарный народ удостоил любимого поэта единодушным признанием. Именно с этого момента Джамбул становится главою акынов Семиречья <…>»


Еще от автора Константин Анатольевич Богданов
Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1

Новое фундаментальное исследование известного историка сталинской культуры Евгения Добренко посвящено одному из наименее изученных периодов советской истории – позднему сталинизму. Рассматривающая связь между послевоенной советской культурной политикой и политической культурой, книга представляет собой культурную и интеллектуальную историю эпохи, рассказанную через анализ произведенных ею культурных текстов – будь то литература, кино, театр, музыка, живопись, архитектура или массовая культура. Обращаясь к основным культурным и политическим вехам послевоенной эпохи, автор показывает, как политика сталинизма фактически следовала основным эстетическим модусам, конвенциям и тропам соцреализма.


Vox populi

В книге на обширном фактическом материале анализируются дискурсивные особенности советской культуры 1920–1950-х годов — эффективность «ключевых понятий» идеологии в коммуникативных приемах научного убеждения и художественной выразительности. Основное внимание автора сосредоточено на тематических и жанровых предпочтениях в области фольклористики и «народного творчества». Автор дает свои ответы на вопросы: на каких риторических, социально-психологических и институциональных основаниях в советской культуре уживаются соцреализм, эпос (и квазиэпос), сказка (и «советская сказочность»), пафос пролетарской бдительности и популярность колыбельных песен, дидактика рациональности и едва ли не магическая вера в «заговорную силу» слова.


Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика

Сборник составлен по материалам международной конференции «Медицина и русская литература: эстетика, этика, тело» (9–11 октября 2003 г.), организованной отделением славистики Констанцского университета (Германия) и посвященной сосуществованию художественной литературы и медицины — роли литературной риторики в репрезентации медицинской тематики и влиянию медицины на риторические и текстуальные техники художественного творчества. В центре внимания авторов статей — репрезентация медицинского знания в русской литературе XVIII–XX веков, риторика и нарративные структуры медицинского дискурса; эстетические проблемы телесной девиантности и канона; коммуникативные модели и формы медико-литературной «терапии», тематизированной в хрестоматийных и нехрестоматийных текстах о взаимоотношениях врачей и «читающих» пациентов.


Право на сон и условные рефлексы: колыбельные песни в советской культуре 1930–1950-х годов

Фольклористы 1920–1930-х пишут об отмирании и перерождении привычных жанров фольклора. Былина, сказка, духовный стих, обрядовая песня плохо согласуются в своем традиционном виде с прокламируемым радикализмом социальных и культурных перемен в жизни страны. В ряду жанров, обреченных на исчезновение под натиском городской культуры и коллективизации, называется и колыбельная песня.


Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».


СССР: Территория любви

Сборник «СССР: Территория любви» составлен по материалам международной конференции «Любовь, протест и пропаганда в советской культуре» (ноябрь 2004 года), организованной Отделением славистики Университета г. Констанц (Германия). В центре внимания авторов статей — тексты и изображения, декларации и табу, стереотипы и инновации, позволяющие судить о дискурсивных и медиальных особенностях советской культуры в представлении о любви и интимности.


Рекомендуем почитать
Следующая остановка – Лондон. Реальные истории из жизни русских эмигрантов последней волны

Предупрежден – значит вооружен. Практическое пособие по выживанию в Англии для тех, кто приехал сюда учиться, работать или выходить замуж. Реальные истории русских и русскоязычных эмигрантов, живущих и выживающих сегодня в самом роскошном городе мира. Разбитые надежды и воплощенные мечты, развеянные по ветру иллюзии и советы бывалых. Книга, которая поддержит тех, кто встал на нелегкий путь освоения чужой страны, или охладит желание тех, кто время от времени размышляет о возможной эмиграции.


Куда идти Цивилизации

1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».


Жизнь как бесчинства мудрости суровой

Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?


Черное солнце Украины

Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.


Неудобное прошлое. Память о государственных преступлениях в России и других странах

Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.


Кого освобождали прибалтийские эсэсовцы?

В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.


Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.


Самоубийство как культурный институт

Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.


Языки современной поэзии

В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.


Другая история. «Периферийная» советская наука о древности

Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.