Дзен в большом городе - [18]

— Спасибо, — порывисто сказала она. — Спасибо, что подсказала, как можно мне ему помочь. Я неверующая, но раз это Лешеньке надо — покрещусь и буду ходить в церковь.

Я лишь грустно улыбнулась. Да, и я когда-то цеплялась за все, что хоть призрачной нитью, но свяжет меня с Димкой. Украшала его могилу, ворошила в памяти прошлое…

— И запомни, очень важен сороковой день, — вздохнула я. — Это день, когда после всего увиденного и осознанного, после всех мытарств ангел-хранитель приводит душу к престолу Творца. Он решает, куда отправится душа далее: в райские кущи или искупать свои прегрешения. Так что сороковины справь особенно тщательно, Чтобы это было не просто поминовение, но и просьба, мольба о снисхождении к покойному. Накрой стол, он будет символизировать доброе отношение к покойному. Поможет ему и щедрое подаяние, милостыню раздай.

— Все сделаю, — потерянно шептала она. — Только вот скорей бы боль эта прошла, не могу больше…

Я встала, подхватила корзинку с розами и сказала ей на прощанье:

— Не вешай нос. Смерть — это временное расставание, а не конец всему. Что бы ни случилось, что бы ни пришлось перетерпеть, жизнь все нити склеивает заново, как паук, и гораздо быстрее, чем можно вообразить, и этому не воспрепятствуешь. Я это точно знаю, поверь мне.

Глава пятая

Какой он же пронзительный и серебряный — свет луны. Как легко и равнодушно он взрезал лучом пыльную темноту, высветил черные кружева повсюду развешанной паутины…

Плачет душа, запутавшись в липких сетях. Бьется, стремясь вырваться — а пауки пляшут вокруг, укутывая коконом.

Как последний глоток — взгляд за мутное стекло на сияющую в немыслимой выси луну.

И с последним выдохом катится по пыльному полу безнадежный шепот: «Помоги…»

Я резко села на кровати.

Какое было последнее слово? Помоги — себе или мне?

И кто это сказал? Помнится, я видела, как на каменной плите в углу лежало тело, покрытое пылью. Мне показалось — или я и вправду видела, что у мертвого шапка русых волос?

Руки коснулось что-то невесомо-пушистое, я отчаянно дернулась, хорошо хоть не закричала на весь дом.

А вот Бакс не преминул обиженно мявкнуть из того угла, куда он улетел.

Прости, Баксюша… На миг мне показалось, что это не твой хвостик, а мохнатая паутина.

Сжав виски, я уставилась на полную луну за окном. Приснится же такое…

Лунный свет — он и вправду яркий, такой же, как и во сне. Я отчетливо видела стрелки на старинных часах — полчетвертого утра. Протянув руку, я коснулась пола, провела — и в серебристом призрачном свете увидела на пальце пыль.

Я спала в одной из гостевых комнат на втором уровне. Первый раз за все то время, что я живу в этой квартире, я уснула не в своей собственной спальне. И черт меня побери, если я помнила, как я сюда попала и где Дэн! Ведь только что я шла под темными кронами кладбищенских сосен, а теперь — лежу в кровати в полном недоумении…

«Сон отчитай лучше», — странным, испуганным тоном шепнул внутренний голос.

«Уйди, шизофрения моя», — простонала я. И внезапно поняла. Да, именно. У меня шизофрения.

Нормальная болезнь всех великих людей. В средние века считалось, что причина сей напасти — овладевший телом бес. Кстати, совершенно верно. Насколько я знаю — традиционными методами не лечится. Точно знаю, что Святоша это щелкает как орешки, благословляет ее Господь на лечение. Но к ней я ни за что не пойду, слишком баба противная. Вылечить-то вылечит, но ведь велит сдать все имущество на церковь да год в монастыре пожить. Я не шучу, именно так она изысканно стебется над своими клиентами, вехотка старая.

Не зажигая света, я отчего-то воровато проскользнула в собственную кухню, набрала стакан воды и полезла за солью. Пока ни с кем не заговорила — надо успеть прочесть заговор от дурного сна. А сегодняшний мне очень не нравился.

Очень.

— Магдалина, — раздался тихий голос за спиной, я вздрогнула от непонятного ужаса, стакан выпал из рук.

Вспыхнул свет, я резко обернулась и наткнулась на изучающий взгляд Дэна.

— Тьфу, напугал! — не сдержалась я. — Чего подкрадываешься?

— Извини, я не хотел, — он устало потер ладонью глаза. — Услышал, что ты ходишь по дому и решил присоединиться. Ты чай попить решила?

Я посмотрела на валяющийся на полу стакан и кивнула:

— Ну да. Чай.

— Садись, я сейчас все сделаю, — велел он.

Он ходил по кухне, вытирал пол, споласкивал чашечки, заваривал жасминовый чай, а я смотрела на него и размышляла о том, что ему неимоверно идут джинсы. Одни джинсы, и ничего более.

И что мне ужасно хочется протянуть руку и коснуться загорелой упругой кожи. И что я имею право на это.

Потому что мое…

А еще я думала о том, сколько времени он будет со мной с того момента, когда поймет, что я шизофреничка?

Две чашечки опустились на стол, Дэн сел напротив, подпер подбородок рукой и задумчиво уставился на меня.

— У меня на лбу что—то написано? — обеспокоилась я.

— Магдалина, может быть, объяснишь, что вчера я сделал не так?

— Ты о чем? — ровно спросила я.

Это то, о чем я не помню?

— А вот что б я знал, — хмыкнул он.

— Давай по порядку, — вздохнула я.

У нас в семье что хорошо — так это то, что мы говорим. Ни он, ни я не станем таить обиды в душе. Мы с ним сядем и поговорим, потому что мы уже ученые, и знаем, что порой и у нас бывает недопонимание, которое лечится банальными расширенными объяснениями.