Дзен в большом городе - [16]

Через десять минут я вышла из оттуда с покупками. Упакованная в полиэтилен куриная ножка для Бакса и здоровенная плитка шоколада для …

«Для кого?», — ласково осведомился внутренний голос.

Я не ответила. Мог бы и сам догадаться — когда ведьмам туго, они стараются сделать как можно добрых дел. Особенно тех, которые не хочется делать. Господь — он все видит, если что — зачтет.

С крыльца я обозрела окрестности, хмыкнула, обошла магазин, и наконец наткнулась на Женьку. Он стоял, привалясь к стене спиной и обхватив себя руками.

— Замерз? — сочувственно спросила я.

— Что? — он открыл глаза, увидел меня и явственно вздрогнул.

А я поразилась тому, как же он здорово сдал за это время… Он был, словно цветная простыня по весне, с лета забытая нерадивой хозяйкой на бельевой веревке. Он словно полинял.

— Надеюсь, убегать от меня не будешь? — вздохнула я.

— Да с чего это я забегал? — холодно спросил он.

— Ну, кто тебя знает, — неопределенно пожала я плечами. — Пошли в машину, поговорим.

— Нет.

Он так это сказал, что я поняла — обжалованию это не подлежит. Нет — значит нет. И упрашивать его бесполезно. Ну да ничего, я тоже вредная.

— Жень, ситуация слишком сложная, чтобы я вот так взяла и ушла. Странностей много и вообще…

— Магдалина, — раздельно сказал он. — Какое-то время я еще буду появляться тебе на глаза. Поверь, не по своей воле. Ты, главное, держись от меня подальше. И все будет хорошо.

— А что будет, если наоборот? — хмыкнула я. — Если я не отстану? Если я буду с тобой сидеть с тобой на лавочке во дворе и скрашивать твое одиночество?

— Ты заболеешь и умрешь.

— От общения с тобой, что ли?

— От простуды! — он мученически возвел глаза в дождливое осеннее небо.

Я проследила за его взглядом и согласилась:

— Да, погодка мерзопакостная. Так что поехали-ка домой ко мне, чай с шоколадкой попьем.

Он равнодушно посмотрел на продемонстрированную плитку и пожал плечами:

— Магдалина, я тебе уже как-то объяснял, что пить чай я не могу чисто технически. И не надо за мной ходить, ладно? Не надо пытаться со мной заговорить. Скоро ты избавишься от моего присутствия, обещаю.

— Насколько скоро? — помимо воли задала я нетактичный вопрос. Хотя — все равно доброе дело не состоялось, так чего церемониться?

— Не знаю, — ровно ответил он.

— А чего тогда обещаешь? Может быть, это еще пару лет продлится, — деловито поинтересовалась я.

— Максимум месяц, — сухо ответил он. — Но думаю — в ближайшие дни все решится.

— Я надеюсь, — благожелательно улыбнулась я ему, развернулась, и, не прощаясь, пошла к машине.

А по дороге я размышляла о том, что я на месте Женьки уже бы давно билась в истерике и валялась в ногах у той, что является единственной ниточкой-связью с привычным миром. Со мной. Ибо только я его вижу.

А он меня гонит.

Да, я не могу ему помочь. Но ведь он сам себе не поможет, так хотя бы не отвергал мою руку, вместе со мной ему было бы проще пережить эту ситуацию.

Упрямство — вот имя твое, Евгений…

«Скорее, тут дело в дзен», — тяжко вздохнул внутренний голос.

«Дзен, не дзен, главное — он умный мальчик и не лезет ко мне со своими проблемами», — цинично подвела я итог и аж сама загордилась тому, какая же я все-таки сука.

«Тебе надо другой настрой, — поморщился внутренний голос. — У тебя проблемы, не отягощай душу грехами».

«Настрой, значит, другой? — задумчиво протянула я, — это можно».

И, развернувшись, я поехала на Текутьевское кладбище.

По пути я остановилась на Малыгина около «Цветочного Дождя», чтобы купить роскошнейшую корзину алых роз. Продавщицы меня знали.

— Тридцать две, как всегда? — мило улыбнулись они.

Я лишь кивнула, пытаясь протолкнуть в горле комок. Да, год назад Димке было тридцать два года, а мне двадцать восемь. Я отпраздновала с тех пор еще один день рождения, а его возраст навсегда замер.

Продавщицы меня явно жалели. Однажды я стояла за огромным кустом в кадке, ждала заказанного букета, и нечаянно услышала их разговор.

«И не жалко людям такие деньги выкидывать, — бурчала одна, ловко обвивая лентой колючие стебельки. — Добрые люди на такие деньги неделю живут всей семьей».

«А я думаю — у нее кто-то дорогой умер, и ему она цветы носит, — понизив голос, ответила другая. — Муж или любимый парень. Ты видела, какие у нее глаза больные, когда она с цветами уходит?»

«Да как-то не присматривалась, — пожала плечами цветочница. — Но, наверно, ты права, она ведь всегда просит тридцать две алые розы. Четное число, для покойников».

Девчонки помолчали, составляя букет.

«Дуры бабы, — наконец вздохнула первая. — Так сердце себе рвать. Я, признаться, ее по первости-то обсчитывала, как и всех, а потом увидела, как она на цветы смотрит — и все, как отрезало. Грех на таком наживаться».

Я тогда долго стояла за развесистым кустом, незамеченная добрыми цветочницами. Смотрела сквозь стекло на шпиль башни Газпрома, через дорогу от которого и расположилось Текутьевское кладбище.

Потом забрала букет и как обычно отправилась на могилу к любимому парню.

В этот раз девушки тоже расстарались для постоянной посетительницы, выбрали самые свежие цветы, с росой на тугих бутонах, и вскоре я уже шла по притихшему погосту.