Дюма - [146]

В хаосе, при явке в 10 процентов, избрали Конвент, расколовшийся на Жиронду, «Гору» и «Болото»; добра не жди. Но есть надежда: Дюмурье, после бегства Лафайета возглавивший Восточную армию, разбил австрийцев. «На следующий день Национальный конвент потряс народы Европы, провозгласив Республику! Всем гражданам стало так легко дышаться, что можно было подумать: с груди каждого свалилась тяжесть трона. Ослепление длилось недолго, зато было сильным: все думали, что провозгласили настоящую республику, ради которой и пожертвовали революцией. Ну, ничего!»

Работал над этой махиной Дюма с большими перерывами, беспрестанно ездя то в Париж, где собирался начинать жизнь заново, то в Турин за материалами к «Савойскому дому», то в Экс-ле-Бен проветриться; кроме того, он дал в «Родину» роман «Ашборнский пастор» по мотивам произведения Августа Лафонтена; скучновато, видно, что ему больше нравилось писать отступления, занявшие более половины текста: об Орлеанских, о Байроне, о том о сем. Французский театр попросил какую-нибудь комедию, Дюма написал «Юность Людовика XIV» — о романе короля с одной женщиной накануне свадьбы с другой. Альфонс Эскиро предложил великолепный сюжет: врач находит ребенка-маугли и делает из него человека, Дюма сговорился с «Парижским обозрением», начало писал Эскиро (он был медиком). В октябре 1853 года Дюма уехал в Париж — там новая неприятность: Жирарден получил предупреждение цензуры из-за «Мемуаров» и прекратил публикацию. В «Юности Людовика» цензоры нашли намеки, Дюма хлопотал, обращался к императрице с уверениями в почтении, ответа не было, пьесу запретили (она была поставлена в Брюсселе 20 января 1854 года). Дюма за неделю написал другую — «Юность Людовика XV». Дочери, 23 октября: «Детка, докладываю тебе, несмотря на мое долгое отсутствие, дела хороши… Мемуары запрещены, но скоро будут выходить в новом виде… „Людовик“ запрещен, но я могу опубликовать его…» Он просил Мари торопить Эскиро с «Сотворением и искуплением», но из этого, обещавшего быть безумно интересным, замысла ничего не вышло: не любой с любым может работать в соавторстве. Эскиро писал жене в ноябре 1856 года: «Александр Дюма мне не должен ничего. Мы действительно вместе начали роман… по причинам, о которых бесполезно говорить, он не был окончен» — и заодно опровергал пущенный Мирекуром слух, будто он, Эскиро, и Ноэль Парфе — авторы «Лакедема».

Дюма осел в Париже. Дом в Брюсселе оставил Парфе и дочери. Их приехать в Париж не просил — хотел то ли сохранить убежище на всякий случай, то ли на время вырваться из-под опеки чересчур добродетельных, хотя и любимых людей. Новый удар — запретили «Людовика XV»: оскорбляет чувства верующих, ибо там есть отрицательный персонаж — священник. Автор не очень горевал — был занят грандиозным проектом. Газета, но не такая, как скромненький «Месяц», а роскошная, и не общественно-политическая, каковые должны платить за публикацию романов налог, а литературная — такие от налога освобождены. Журналист Альфред Асселен писал, как той осенью на скачках встретил Дюма с Изабель Констан — она зевала, он спал… Увидев Асселена, «спокойно открыл глаза и послал мне одну из тех добрых отцовских улыбок, какими он всегда встречал молодых… „Я основываю на этой неделе литературный журнал, вы будете делать его со мной?“» Обедали вместе: «Он безумствовал. Он заказал бутылку кипрского вина… Говорил, что публика купит по крайней мере 10 000 экземпляров и уже в конце месяца мы будем богаты. „Завтра я закажу статью Готье и заплачу ему 500 франков. Каждый день на главной странице будут мои беседы, затем три колонки моих мемуаров. Вы с друзьями сделаете остальное. Пусть вся молодежь приходит, я буду рад“».

Дело разворачивалось с сумасшедшей быстротой, и 8 ноября 1853 года, когда Дюма окончательно переехал в Париж (дав в Брюсселе прощальный ужин изгнанникам), министерство внутренних дел выдало разрешение на ежедневную газету «Мушкетер». В башне, прилегающей к шикарному ресторану «Золотой дом» на улице Лаффит, Дюма снял помещение под редакцию, на верхнем этаже — квартиру для себя. Начальный капитал — 3000 франков. Плата за офис — 1200 франков в год. Тираж 10 тысяч экземпляров, подписная цена в год 36 франков для Парижа, 40 — для провинции. Чтобы покрыть расходы, достаточно 30–40 подписчиков, остальное пойдет на зарплату и гонорары авторам и себе останется; он уже присмотрел загородный домик в Блуа.

Рекламируя газету, он обещал «защищаться от нападок критиканов», «высказываться обо всем» и «бороться с несправедливостью». Идею не одобряли люди, знающие цену деньгам — Хиршлер, Парфе, но авторы хлынули, и не только молодые, но и маститые: Нерваль, Жюль Сандо, Жозеф Мери, Поль Бокаж, Октав Фейе, Анри Рошфор, даже Дельфина Жирарден обещала иногда писать что-нибудь. Дюма привлек графиню Даш: пишет быстро и бойко. Числился в сотрудниках и сын (но только раз дал статью о скульптурной выставке). Сотрудники редакции: Асселен, Филибер Одебран (оставивший воспоминания о «Мушкетере» — «Золотой дом», 1888), Анри Консьянс, Орельен Шолль, бизнес-менеджер — Пьер Мартине, потом его сменил театровед Урбен Паже. Секретари — Рускони, Вейо и Макс де Гориц, переводчик с немецкого, политэмигрант, которого Дюма привез из Брюсселя. Всем были выплачены громадные авансы. Кассир Мишель, бывший садовник, сокрушался: «Бедный господин Дюма разорится. В этой газете так много редакторов, которые ничего не редактируют…»