Дюма. Быстрый, или Танжер Алжир и Тунис - [12]

Предстояло снова садиться в лодки, что было нелегким делом; с приливом волны стали намного больше, а главное, гораздо неспокойнее, чем во время отлива; матросов, которые вот уже три часа находились по шею в воде, это ничуть не тревожило, но не могу сказать то же о нас.

Предлагалось несколько способов посадки: первый — проделать путь на плечах матросов; второй — попробовать добраться до лодки, сняв только брюки; третий — сбросить всю одежду и добираться вплавь.

Был принят первый способ транспортировки; подавая нам пример, шествие открыл Виаль. В десяти шагах от лодки волна опрокинула всю человеческую пирамиду, матросы и лейтенант исчезли под водой, но тотчас появились вновь: Виаль плыл сажёнками к лодке, а матросы возвращались, чтобы предложить нам свои услуги.

Пример был малоутешителен, однако Жиро решительно отважился на вторую попытку. Какая-то морская нимфа наверняка была неравнодушна к Жиро, ибо он добрался до лодки целым и невредимым. За ним последовал Дебароль, и для него все обошлось несколькими брызгами; но Буланже, Маке и я не желали ни о чем таком даже слушать.

Буланже ловко воспользовался тем, что у моряков называется временным затишьем, или просветом. Если Вы не знаете, сударыня, что такое временное затишье, загляните в "Морской словарь" адмирала Вилломеза, ставший в последние дни нашей настольной книгой. Итак, воспользовавшись временным затишьем, Буланже вручил матросу свои брюки и, приподняв редингот, с видом юного лицеиста, делающего первые шаги на семейном балу, осторожно направился к лодке. Древний Океан усмотрел в этой скромной поступи почтение к своему могуществу и был снисходителен к Буланже. Я и Маке ринулись вплавь. Собравшись наконец в полном составе, мы стали грести к "Быстрому".

Нас ожидал великолепный завтрак, подкрепленный жареной рыбой, которой воздали честь г-н Флора и г-н Кутюрье, наши гости: мы встретили их на борту, куда они прибыли раньше нас.

Мы позавтракали в большой спешке, ибо нас подталкивало любопытство; как уже говорилось, в Танжере был базарный день, и рынок закрывался в час дня.

Не бывает домов, даже самых лучших, где обслуживали бы так, как на государственном корабле. На государственном корабле Людовику XIV уж точно не пришлось бы ждать, и одно из самых примечательных высказываний старой монархии еще предстояло бы сделать, а это значит, что оно, возможно, никогда и не было бы сделано.

Вельбот покачивался у трапа; мы мгновенно очутились в нем, весла опустились, и он поплыл к Танжеру.

ДАВИД АЗЕНКОТ

По мере того как мы приближались к городу, город, показавшийся нам вначале меловой глыбой, стал словно распадаться на части, постепенно являя себя во всех подробностях.

Что прежде всего поражало сторонний взгляд, так это квартал консульств, теснившихся одно к другому и узнаваемых по их флагам. На конце длинных мачт развевались флаги Англии, Испании, Португалии, Голландии, Швеции, Сардинии, Неаполя, Соединенных Штатов, Дании, Австрии и Франции. Остальной город являл собой однообразное зрелище; лишь два исторических здания возвышались над уровнем домов, ограниченных двумя этажами с террасой над ними; эти два здания были касба и мечеть — дворец султана и жилище Бога.

Когда мы высаживались, муэдзин сзывал правоверных на молитву, и его голос — зычный, звонкий, властный, каким и надлежит быть голосу любого рупора религии, распространившейся благодаря сабле, — проплыв над городом, долетел до нас.

В самом порту было почти пусто, там загружались два-три испанских судна — вот и все; экипаж объяснялся с марокканцами на языке сабир, той странной смеси греческого, итальянского и французского, с помощью какой можно объехать все Средиземное море. На дамбе находилось около двадцати арабских грузчиков: они разбирали на части старый корабль.

Среди них, явно дожидаясь нашего вельбота, стоял человек среднего роста, лет тридцати пяти — сорока, с резкими чертами бледного лица, с живым и умным взглядом, с черной круглой шапочкой на бритой голове, в длинном сюртуке того же цвета, стянутом в поясе кушаком, краски которого потускнели от времени, хотя ткань его, наверное, некогда была изумительной.

Он протянул нам руку, чтобы помочь спрыгнуть с вельбота на берег. Затем, когда мы высадились, он с властным видом, оправданием которому в глазах присутствующих служила доброжелательная улыбка г-на Флора, обогнал всех, в том числе и нашего янычара, и зашагал во главе колонны, выкрикивая: "Дорогу! Дорогу!" Оказавшийся на нашем пути марокканский караульный увидел, что мы идем в сопровождении янычара, и, приняв нас за важных персон, отдал нам честь.

Мы поднялись по крутому откосу, и тогда все передвижения с фонарем, наблюдавшиеся нами накануне, нашли свое объяснение.

Танжер притязает на звание укрепленного города и потому наделен подобием крепостных стен и видимостью прикрытого пути; однако стены рушатся, а прикрытый путь на самом деле полностью открыт.

В конце подъема находится массивная низкая дверь под широкой стрельчатой аркой, охраняемая оборванным солдатом: ружье у него с позолоченными капуцинами, а приклад отделан слоновой костью. Дверь ведет на узкую, ухабистую улочку, окаймленную выбеленными известью домами с единственным проемом в сторону улицы — дверью. Иногда прямо посредине какого-нибудь из этих домов обнаруживалась широкая ниша, и какой-то человек, завернувшись в белый бурнус или закутавшись в одеяло, курил, лежа в этой нише, с таким серьезным и важным видом, что я ни в коем случае не позволил бы себе отвлечь его от этого занятия.