Дюк де Ришелье - [35]

Наконец 1 (12) сентября он выехал в Россию. «Император принял меня еще лучше, чем я ожидал, — писал Арман родным. — Он позволил мне видеться с ним часто и запросто, чем я с удовольствием пользуюсь, не потому что он император, а потому что это любезный и привлекательный человек, каких мало». Александр пожаловал Ришельё земли в Курляндии, приносившие доход в 12 тысяч франков (примерно четыре тысячи рублей), и Арман просил мачеху и жену принять эти деньги[29]. Более того, император, приняв его на службу, практически сразу предоставил ему отпуск.

Уже в середине сентября Ришельё вернулся в Вену, чтобы продолжить хлопоты по денежным делам, но, так ничего и не добившись, снова уехал в Петербург вместе с обоими родственниками. «Вы представить себе не можете, какая тоска возить за собой болтуна-кузена, как тот, которого навязали мне за грехи; мало того что ему неведом такт, так он еще и крайне самодоволен, с чем мне никак не совладать, поскольку он пренебрегает моими советами и в глубине души убежден, что это я не прав, а не он. Эрнест же хорош и будет еще лучше, когда определится со своими воззрениями и освободится (уж простите) от женского воспитания. Мне кажется, он понемногу перестает меня дичиться; он непременно хочет поступить на службу, но я прежде хочу, чтобы он получил разрешение французского правительства, чтобы не говорили, будто я приезжал в Париж совращать молодых людей, дабы увезти их сюда», — писал он сестре Симплиции 15 ноября.

«Ришельё здесь, я думаю, что он не поедет во Францию и будет доволен своей судьбой», — писал 3 октября 1802 года Кочубей, недавно назначенный министром внутренних дел, Андрею Разумовскому. Через пять дней Новороссийскую губернию по высочайшему повелению разделили на три: Николаевскую (с 15 мая 1803 года переименована в Херсонскую), Екатеринославскую и Таврическую. Зная, что Ришельё не хочет возвращаться на военную службу, чтобы вновь не поставить себя в трудное положение перед родиной, Александр предложил герцогу стать градоначальником Одессы, входившей в Николаевскую губернию: Кочубей подбирал на руководящие должности в провинции людей, в порядочности которых мог быть уверен, надеясь, что необходимые познания и навыки придут к ним с опытом.

Второго ноября под нажимом царского двора Ришельё окончательно вычеркнули во Франции из списка эмигрантов. Этот декрет, «таким образом, не был внезапным актом милосердия, а, скорее, результатом неких дипломатических переговоров, которые вели в основном Колычев и Талейран, — объясняет Ланжерон. — Императору Александру даже пришлось обратиться непосредственно к Бонапарту». Ришельё был рад, что «обязан своим счастьем августейшему благодетелю и избавлен от благодарности узурпатору», пишет его жена. Муж прислал ей доверенность на управление его имуществом и уплату долгов, еще не зная, о какой сумме идет речь. «Если у меня ничего не осталось, что ж! Я смогу идти с высоко поднятой головой и всем, что имею, буду обязан единственно себе».

«Вот я и вычеркнут; я так давно добивался этой бумаги и столь часто о ней просил, и вот она мне предоставлена с условием лишь испросить у Первого консула дозволение продолжить мою службу здесь, — писал он своей сестре, маркизе де Монкальм, 14 февраля 1803 года. — Вот видите: немного упорства, и всего добьешься. <…> Император очень добр ко мне… По приезде он дал мне около десяти тысяч франков, земли с доходом почти 12 тысяч ливров[30], так что в 1807-м я получу 24 тысячи. Теперь же он дал мне еще 17 тысяч франков на путешествие к Черному морю. Я хочу, по меньшей мере, заслужить эти проявления доброты, оказав ему некоторые услуги… Поставьте себя на мое место: разве могу я его бросить в тот момент, когда он рассчитывает на меня в деле, которым очень дорожит? По счастью, это место предоставляет мне связи с Францией, правительство которой желает начать торговлю с вверенной мне областью. Будет ли более удачная возможность уплатить долг Императору, заслужить доброе отношение со стороны французского правительства и дать время уладиться моим делам во Франции, что возможно как при мне, так и без меня. На всё это я отвожу два года, после чего испрошу отпуск, чтобы повидаться с Вами и далее действовать по обстоятельствам».

Ришельё написал Талейрану (24 февраля 1803 года), поблагодарив за исключение из списка эмигрантов и давая понять, что отныне будет находиться не на военной, а на гражданской службе: «Пост, уготованный мне на Черном море, позволит мне, возможно, оказать некоторые услуги моей отчизне и соотечественникам»[31]. В самом деле, согласно договору, заключенному 25 июня 1802 года между Францией и Турцией, французские торговые суда получали право свободного прохода через Босфор и Дарданеллы, связывавшие Средиземное и Черное моря, что давало возможность развивать торговлю между Марселем и, например, Херсоном или Одессой. В тот же день в письме «дорогой матушке» Арман уточняет, что по приезде был встречен «проявлениями доброты Императора, чье доверие, смею даже сказать дружба, беспрестанно привязывает меня к нему новыми узами. Послезавтра я возвращаюсь в мою Одессу, которую он осыпал благодеяниями и которая, ежели тому не помешают непредвиденные обстоятельства, будет обязана ему блестящей будущностью».