Дыра - [2]
Проходит еще время, снова встречаемся на прогулке. На лице соседа моего какое-то светлое утреннее умиление. «Ну, — думаю, — слава тебе господи, то ли забыл о крыше, то ли починил ее».
— Утро какое хорошее, — начинаю разговор.
Сосед мой произносит с улыбкой:
— Я понял. Они ведь все — гады. Гады и больше никто.
Тут уж не спрашивать, тут слушать надо.
— Пошел я… — называет сосед человека известного, возглавляющего, как нынче говорят, одну из структур серьезных. — Ведь он, этот гад, начинал у меня в районе. И он у нас прогорел, но мы не стали все это раздувать, биографию портить, мы его на учебу пихнули. И он ведь, гад, все забыл. Пропуск пришлось выписывать, паспорт предъявлять, как в Кремле. А у него одних секретарей ли, помощников трое. Сидят в приемной, мыкаются туда-сюда. Ну, я недолго ждал, пригласили. Как всегда, про здоровье, то да се, вспомнили, как работали. И я ему говорю: помоги мне с крышей. Он сначала вроде не въехал: «Какая крыша? Бизнес какой?.. Кто крышует?..» Еле втолковал ему. И этот гад, он тоже сразу завертелся, змеюка склизкая: не можем… не занимаемся… Про этот самый профиль… С тем проводил. Ведь какие гады продуманные… Ему лишь пальцем шевельнуть, и все будет. Для себя, гады, дворцы строят, а помочь… сразу профиль не тот…
Он смотрит на меня. В лице, в глазах его и, наверно, в душе вовсе не злость, но лишь печаль и недоумение. И в самом деле, кто бы подумал: всего лишь — крыша гаражная, какая-то прореха на ней.
В который раз пытаюсь рассказать про объявления, про свой невеликий, но опыт.
Сосед меня будто и не слышит, рассеянно глядит куда-то вдаль.
Собака, его верный спутник, поднимает голову и смотрит на хозяина большими печальными глазами, словно говорит: «Пошли потихоньку…»
Они пошли: старая собака, приземистый бассет-хаунд, за ней — хозяин. Гляжу им вслед. Собаке, конечно, легче. У нее все привычное, изо дня в день, из года в год: придет, покормится и задремлет до следующей прогулки. Так было, так будет. Старому хозяину много трудней.
И дело, как понимаю я, вовсе не в бедности. У иных стариков — полторы да две тысячи рублей пенсии. И ведь как-то живут. Да что пенсии, зарплаты у людей такие же. А живут, детей кормят. Мой сосед, слава богу, три тысячи рублей получает основной пенсии да еще десять тысяч дополнительно, как бывший начальник. Живет он с невесткой да сыном, а тот зарабатывает очень хорошо, по нашим временам — тысяч пятьдесят. В общем, далеко и далеко не бедствуют.
И дело, как понимаю я, вовсе не в жадности. Две ли, три, ну пять тысяч отдал, и голова не болит с этим гаражом. Сам я обошелся тремя тысячами рублей.
Дело не в жадности, а в долгой и долгой привычке, которая теперь уже стала натурой.
Пишу эти строки не в городе, а в поселке, на исходе лета. Арбузная пора, дынная, помидорная. Всего, слава богу, много. Вот и едим.
Разговариваю с давним знакомым. Он всю жизнь по сельским делам начальствует. Рассуждаем про арбузы: «быковский», «камышинский», «холодок». Какой из них слаже.
— А ты нынче какие ешь? — спрашиваю у него.
— Никакие.
— Это почему?..
— Замотался. Некогда съездить к Синицыну или к Мишке.
— Да чего ехать, арбузы на каждом углу.
— Я что же, за деньги их должен брать? — проговорил он недоуменно. — Такие арбузы мне в рот не полезут.
И все ведь верно. «Надо подвезть», «привезть», «переказать, чтобы привезли», «напомнить ребятам», «послать шофера» — все это из жизни обыденной колхозного да районного начальника.
Тележку зерна, сена, муки мешок-другой, гречки ли, рису, пшена. Картошки, капусты — на зиму. С колхозного поля, с тока, с плантации, с фермы, со склада… Молоко ли, мясо, яички… Дело привычное. И как потом отвыкать?
— Строишься? — спрашиваю у другого районного руководителя, чином повыше.
— Затеялся. Денег нет. Но ребята сказали — поможем…
Помогли. Поставили в два этажа, красного кирпича, под красною крышею «домик».
Вот потому и нынешний мой сосед, из прошлого века райкомовский секретарь, когда-то хозяин района, который и ныне «равняется по площади Голландии и Бельгии вместе взятым», никак не поймет, не поверит в иную жизнь. Жалуется:
— Дыра в крыше… Нашли проблему… Зажрались, гады. Пальцем пошевелить не хотят, — и — раздумчивое: — Надо пойти к Терентьеву. Он тоже у меня в районе начинал. Агрономом, потом в сельхозуправлении, а потом его в область забрали. Толковый мужик. Должен помочь… Надо к нему сходить. А то ведь дело-то идет к осени, к зиме. Дожди начнутся.
Все верно: лето кончилось, пока еще балует нас теплая, сухая осень, но уже близка непогода.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дед услышал по радио наивный стишок про войну и вспомнил себя мальчиком из поселка Лазурь, на окраине Сталинграда, близ Мамаева бугра… где он жил до войны и где провел все 200 дней и ночей страшной битвы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В тихом дачном поселке у Волги завелся свой скворушка — мальчонка, живущий без матери, растопил сердца всех родных и соседей.
Заботливая дочь, живущая в городе, подарила деревенской матери мобильный телефон. Но как выбрать, о чем успеть рассказать быстро и коротко? Ведь в хуторской жизни, в стариковском бытье много всего, о чем хочется поговорить…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».