Дым в глаза - [21]

— Один из секретарей ЦК комсомола.

Вчера он вызвал меня к себе. Я подождал немного в приемной. Потом зашел в его просторный кабинет с телефонами на отдельном столике. Принял он меня довольно мило, но сдержанно. По-моему, он остался мной доволен.

А сегодня вызывает меня Владимир Петрович. У него Маркелов. Владимир Петрович у нас человек вежливый; вот его манера разговора:

— Ты знаешь, Игорь, больше всего я не люблю дураков. Особенно из футбольных гениев.

Так вот, он меня спрашивает:

— Что ты наговорил в ЦК?

Я отвечаю, что все в порядке, я там понравился.

Оказывается, нет. Секретарь нашел, что мне все слишком легко давалось: и математика и футбол. И мало я знаю жизнь, и не работал на производстве, и что я не страдаю излишней скромностью. Секретарь сказал: «Давайте еще подождем, присмотримся. И побольше вовлекайте его в общественную работу».

Но если я действительно забиваю голы, что мне скрывать это, стыдиться?

И потом, вот оно, бюрократическое отношение к человеку. Первое: надо работать на заводе. Второе: общественная работа. Третье: ни в коем случае не носить узких брюк.

Что же, присмотритесь. Серов все равно своего добьется».

* * *

«Иногда приходит страшная мысль, и я сам чувствую, как гаснут, чернеют мои глаза. Никто никогда не поймет моего состояния.

Ведь я не тот, за кого меня принимают.

Я, как заводная игрушка, танцую на канате. И я боюсь, что вдруг завод кончится. Я не удержусь и секунды. И полечу в бездну. Иногда кажется, что вот выйдешь на поле, и тебя просто сшибут мячом.

И этого никто не знает, но я боюсь мяча. Поэтому я стремлюсь сразу вступить в борьбу, убедиться в том, что все по-прежнему.

«Игра началась, как обычно, атакой Серова».

Ведь прежний Игорь Серов никогда не сможет дорасти до теперешнего. И дело не только в таланте. Нужно лет десять страшной работы, подвига. А я не способен. Да и поздно.

Маркелов с каждой тренировки уходит измотанный, выдохшийся.

А я же только делаю вид, что тренируюсь. У меня все получается изящно, легко.

И никто не знает, как я завидую Маркелову. Ведь он меня догоняет. Я чувствую за спиной его дыхание. Все, что я умею, он умеет. Но я стою на месте, а он растет. О, я знаю Маркелова! Когда я споткнусь, он не подаст мне руку. «Вера в сильного человека». Он скажет: «Хорошо, что ты ушел. Последнее время только портил».

Ничего, когда нам уже не придется бегать, как дуракам, за этим мячом и мы будем, простите, где-нибудь руководить, у нас будут одинаковые возможности, Ленька. И тогда Серов себя покажет».

* * *

«Однажды заваливаемся мы с Эдиком в кабак. На улице мороз. Мы, естественно, разогреться хотим. Заказали. Подходит к нам симпатичный пижончик, один из многочисленных наших «друзей», которые любят хвастать: «Когда мы последний раз пили с Игорем Серовым…» — хотя вы пили первый и последний раз, и то непонятно, как вы с нами познакомились… Так вот, подходит он и приглашает к себе за столик. А с ним блестящая блондиночка. Спрашиваем: кто?

— Моя девушка!

Мы говорим:

— Ладно, может, подойдем.

Пошли они танцевать. А блондиночка — люкс! Ноги длинные.

Он к нам опять подходит. Мы не хотим. Наконец согласились. И на его горе.

Мы подсели. Нас знакомят.

— Это Игорь Серов!

— А я знаю. Газеты все же читаю.

— Люблю иметь дело с образованными людьми. Вот я разве что отчеты просматриваю.

— Да нет. Я знаю ваше фото. Ведь лицо не разглядишь с трибун.

— Что ж, в следующий раз, выходя на поле, буду лицо прикрывать большой фотографией.

Посмеялись. Выпили. Пижончик (забыл как его зовут) встает.

— Пардон, оставляю вас на минутку.

И не успел он отойти, как я спросил:

— Поедем ко мне?

— Неудобно сразу.

— Прямо сейчас!

Эдик подозвал официанта. Она чиркнула записку. Через минуту нас не было. Вот так, любовь моя, Лена Соколова».

* * *

«Один из итальянских журналов составил свой проект сборной Европы. Там один француз, три англичанина, два итальянца, один немец, два венгра и мы с Маркеловым. Об этом написал «Наш спорт». Интересно, Лена читает газеты?»

* * *

«Мне не до формул. Я сдал одну контрольную работу, проклял математику и получил еще академический отпуск на год. Дали!

У меня есть какая-то общественная работа: где-то я кого-то агитирую, воспитываю. А вот кто меня самого будет воспитывать?

Для одних я студент — сам умный.

Для других я футболист — человек пропащий.

Когда я встречаюсь со своими бывшими товарищами студентами (а встречаюсь я редко), мы говорим только о футболе».

* * *

«Прошло два сезона. Наступает третий. Мы приедем в Москву весной, зеленеющим маем. Неужели за все это время гражданка Соколова ни разу не пришла на стадион! Неужели она не придет!

Каждый раз, выходя на матч, я полтора часа ношусь по полю, нервничаю, ругаюсь, меня бьют по ногам, толкают… Ради чего я это делаю? Ради того, чтоб орал стадион? Вот если там Лена Соколова, если она это слышит!.. Тогда стоит.

Ты о ней мало думаешь. Ты только сейчас ее вспомнил. Верно? Да.

И неверно.

Как-то подсознательно, автоматически, не признаваясь самому себе, ты ищешь ее взглядом на трибунах стадиона, в толпе поклонников и поклонниц «Спутника». Когда ты в ресторане с красивой девушкой, тебе хочется, чтобы за соседним столиком сидела Лена. Когда с тобой хотят знакомиться, а ты не хочешь, приходит мысль: вот бы Лена это увидела!