Дыхание судьбы - [109]

Когда стекло брызнуло во все стороны, он инстинктивно закрыл глаза и прикрыл руками лицо, в то время как осколки света осыпались вокруг него сверкающим дождем.

Поскольку плащ был слишком большим для нее, Ханна затянула пояс вокруг талии на два узла, затем подвернула рукава. Вот уже несколько недель небо было безнадежно серым, и сейчас, когда стали появляться разрывы в облаках, она решила воспользоваться этим, чтобы сходить за покупками. Она аккуратно положила в карман продуктовые купоны.

Когда Ханна похлопала по плечу дочь, игравшую на полу с тряпичной куклой, ребенок поднял к ней свое нежное личико с бледной кожей, обрамленное темными кудрями. Как бывало чаще всего, под пристальным взглядом этих темных блестящих глаз Ханне стало не по себе. Она знала, что ее дочери приходилось с особым вниманием прислушиваться к речи, потому что она плохо понимала слова, но этот молчаливый вопрос в глазах напоминал ей жадный взгляд незнакомцев на улице, которые ждут от вас того, что вы не хотите им давать.

— Собирайся, Инге, мы идем на улицу, — громко сказала она.

Ханна вынуждена была говорить громко, чтобы дочь различала все звуки, и порой ей казалось, что она разговаривает слишком резко. Это ее расстраивало, потому что она пыталась быть сильной, но не авторитарной.

Девочка послушно встала, и Ханна присела на корточки, чтобы помочь ей надеть пальто, затем повязала вокруг ее шеи красный шерстяной шкаф. Когда ребенок на мгновение коснулся нежной ручкой ее щеки, сердце у Ханны сжалось. Неожиданно на глаза навернулись слезы.

Чем старше становилась Инге, тем более растерянной чувствовала себя Ханна, общаясь с ней. Ей больше не удавалось абстрагироваться от ребенка, словно это был надоевший сверток, который она была обречена носить день за днем. Девочка становилась личностью со своим характером, со странными приступами радости, почти неистовыми, которые охватывали ее целиком, заставляли куда-то бежать, метаться. Чаще всего такие моменты возбуждения были связаны с Андреасом, который любил повозиться с племянницей. Но иногда ее охватывала безутешная тоска, и горе терзало ее так же сильно, как до этого переполняло счастье.

Ханна спрашивала себя, откуда у ее дочери эта жизненная сила, этот буйный темперамент, ведь сама она всегда была спокойным ребенком, послушным и молчаливым. И мысли ее неминуемо возвращались к мрачному образу неизвестного отца, воспоминание о котором вызывало головокружение, и отвращение снова охватывало ее, как в тот день, рот наполнялся горькой желчью, и она резко отшатывалась от Инге, разъяренная и униженная этим страхом, который ей никак не удавалось преодолеть.

— Поторопись, Инге, — сказала она, поднявшись так резко, что перед глазами запрыгали черные точки. — Там наверняка будет очередь, а у меня не так много времени.

На улице они пошли быстрым шагом. Инге семенила рядом с матерью, иногда прыгая козленком и дергая ее за руку, чтобы обойти лужу. В свежем прозрачном воздухе повсюду сверкали капли: на желтых и красных листьях, на подоконниках, на изгороди, за которой виднелись огороды.

Возле маленького деревянного барака на Судетенштрассе действительно толпились люди. Здесь не так давно обосновалась одна из легендарных личностей Габлонца. Возвращение Анны Хоффман, этой приземистой женщины с хитрыми глазками и хорошо подвешенным языком, стало для изгнанников как бальзам на душу. Невзгоды, перенесенные торговкой, никак не повлияли на ее характер. Рассказывали, что в лагере, где ее содержали, она разговаривала с охранниками с апломбом, от чего все приходили в изумление. Уперев руки в бока, она перешучивалась с покупательницей. Ее редкие седые волосы топорщились на голове. Заметив Инге, вцепившуюся в руку матери, она наклонилась к ней.

— Привет, малышка! Ты еще больше подросла. Скоро станешь такой же большой, как я!

Она говорила на наречии Габлонца, и девочка смотрела на нее круглыми глазами, как будто это дама с широким плоским лицом прилетела с другой планеты.

— Ну-ка, а что у меня для тебя есть? — продолжила она, роясь в кармане своего фартука, из которого триумфальным жестом вытащила конфету.

— Что нужно сказать? — произнесла Ханна, слегка дернув руку девочки, чтобы привлечь ее внимание.

— Спасибо, мадам, — тихо проговорила Инге и быстро сунула конфету в рот.

— Ну а ты, красавица, что сегодня будешь брать? — спросила торговка, возвращаясь за деревянную доску, служившую ей прилавком.

Ханна без особого энтузиазма оглядела консервные банки, выстроившиеся на полках, и несколько батонов колбасы, подвешенных на крюках. Она вспомнила, как покупала с мамой свежую рыбу на рынке Габлонца, в основном у «Фишл-Анны», которая славилась своим свежим товаром и острым язычком.

— Дайте, пожалуйста, маринованные корнишоны и батон колбасы, — сказала она, отпустив руку Инге, чтобы посчитать деньги.

Вокруг нее толпились люди, обсуждая последние новости. Пока хозяйка отсчитывала ей сдачу, она уже была в курсе всех пикантных подробностей из жизни семьи, о которой раньше никогда не слышала. Собираясь уходить, она повернулась и увидела, что Инге нигде нет.