Дьявольские трели, или Испытание Страдивари - [4]

На Каховке автобусные остановки уже безлюдны. Напротив одной из них, однако, в неположенном месте припаркован белый «Порше Кайенн». Опустив правое переднее стекло, Анечка Ли молча смотрит на Иванова. Он ведь не думал, что она просто так оставит его в покое.

Пройти мимо было бы как-то совсем уж враждебно и искусственно, так что Боб приближается к открытому окну.

— Садись, — говорит Анечка. — Время еще детское. Зря ты уехал.

Иванов медлит.

— А где Константинов?

— Поехал к жене. После твоего выступления все как-то быстро разошлись.

— Я не хотел испортить вам вечер.

— Перестань уже нести чушь и залезай в машину, а? Что я тебя уговариваю, как маленького?

Иванову становится совсем неловко. Он кладет футляр со скрипкой на заднее сиденье, сам забирается на переднее, и в голове у него то ли Джоан Баэз, то ли группа Fairport Convention начинает тихонько исполнять старинную балладу:

Красотка к Мэтти подошла, потупила свой взор

И говорит:

— Прошу ко мне пожаловать на двор.

— Опасно мне к тебе идти, — ей Мэтти отвечал, —

Ведь лорда Арлена с тобой епископ обвенчал.

— Возможно, так оно и есть, не спорю с этим я,

Но Арлен в Лондоне теперь, в гостях у короля.

От глаз людских тебя укрыть я в горнице хочу,

За смелость, милый Мэтти Гроувз, я лаской отплачу.

Что там дальше — известно: верный паж сдает любовников лорду Арлену, и вот его ветвистые рога и обнаженный меч нависают над кроватью…

Анечка везет Боба обратно в центр.

— Слушай, а почему не ты первая скрипка, а этот ваш Коля?

— Если коротко, он хочет быть первой скрипкой, а я нет.

— А если длинно? Мы ведь не спешим никуда?

— Обычно в квартетах первая скрипка — это как певец в рок-группе. Ну, фронтмен, лидер. Он принимает решения. Если нет директора, часто он же ведет дела.

— А ты не лидер?

— Нет. Я вторая скрипка.

— Я не очень разбираюсь в музыке, но ты потрясающе играешь. По-моему, Коля тебя испугался.

— Он первая скрипка, для него важно не терять лицо.

— Он все время лижет задницу Алексею.

— По-моему, ему все лижут.

Анечка смеется:

— Даже я? Хотя, конечно, что это я говорю. Даже ты?

— Куда мы едем?

— Ко мне.

— Завтра Константинов все будет знать.

— Может, я хочу, чтобы он знал.

— Я не хочу. Ребята не поймут.

— Если вы останетесь без спонсора?

— Да.

— Тебе сколько лет, Иванов?

— Двадцать шесть.

— И как ты представляешь себе следующие пятьдесят?

Боб в который раз за вечер пожимает плечами. Ему неинтересно отвечать на этот вопрос. Он живет сегодняшним днем, играет на скрипке и не ищет неприятностей на свою задницу. Девушка рядом с ним, придвинувшая кресло к самому рулю, чтобы доставать до педалей, — это шестнадцать тонн неприятностей. Но он не просит ее остановить машину.

— А ты как представляешь себе следующие пятьдесят? — спрашивает он ее.

— У меня столько нет, — отвечает она серьезно. — Такая, как я, живет до тридцати пяти, а потом это уже кто-то другой.

— Типа сейчас ты гусеница, а потом бабочка?

— Скорее баба.

— Тогда тебе тем более есть что терять.

— Ты за меня волнуешься? Это так трогательно…

Иванов не находит что ответить, и следующие десять минут они едут в молчании. Анечка останавливает машину в переулке, уходящем вниз от Маросейки. Заглушив двигатель, она поворачивается к Бобу и, притянув его к себе, влажно целует в губы, не закрывая глаз. От первого же ее прикосновения Иванов забывает про квартет и спонсора, а когда Анечка отстраняется, чтобы выйти из машины, не сразу находит ручку двери, так что она успевает обойти «Порше» с другой стороны. Когда девушка за руку ведет его к подъезду, у Иванова темнеет в глазах от желания: лучший в жизни вечер никак не хочет заканчиваться.

В квартире Анечка, едва сбросив туфли, начинает нетерпеливо, почти раздраженно расстегивать Бобу пуговицы и молнии. Вдруг напрочь утратившими ловкость пальцами он еле успевает ей помогать. Короткое платье в крупных красных цветах она стягивает сама, и, не добравшись до постели, скрипач и содержанка оказываются на тоненьком шелковом ковре в гостиной. Анечкина кожа глаже шелка; чувствуя, как сплетаются ее ноги у него за спиной, Боб почти теряет сознание и избегает подросткового конфуза только потому, что успел-таки изрядно набраться в «Реставрации».

* * *

Среди ночи, в четвертом часу, Иванов вспоминает, что скрипка, инкрустированная зубцами из слоновой кости и черного дерева, с этикетом AS 1709, осталась на заднем сиденье «Кайенна». Выбегает на улицу, дрожащими руками натянув брюки и даже не застегнув рубашку. Анечка с балкона щелкает ключом, чтобы открыть машину, но в этом нет уже никакого смысла — «Кайенн» и так стоит незапертый. Иванов еще надеется на чудо, заглядывает под сиденья, зачем-то распахивает багажник (что же, вор ради шутки переложил туда инструмент и удалился, хихикая и насвистывая?). Наконец опустошенно садится на корточки возле «Порше». Когда хлопает дверь подъезда, он поднимает на выбежавшую Анечку глаза, полные такой боли, что она останавливается в нерешительности.

— Я, пожалуй, пойду, — тихо говорит Боб, поднимаясь. И, не оглядываясь, бредет вниз по переулку, в сторону Солянки. Опомнившись, Анечка — в длинном свитере на голое тело и шлепанцах — догоняет его, забегает вперед.