Дьявол Цивилизации - [26]

Гоголев молчал.

— Видишь ли, батя… — сказал Котов задумчиво. — Сложно все это… Художник рад, когда его детище уходит к людям… Но к людям, понимаешь?.. И душа его должна остыть… Жалко поначалу… По себе знаю… Атмосферу особую создает картина… Даже и не скажешь… Волнует… Радость какую-то дает… Это — свобода… Сереге картина теперь нужнее, чем тебе… Понимаешь?.. Свет в душе… А ты реквизировал… Искусство не присваивают, его получают в дар… Да-а… Молчишь, стало быть?.. — Котов вернул картину охраннику. — Высадил бы я тебя тут, в грозу, но жестокости не обучен… Сиди уж…

Котов медленно тронул с места и, развернув КамАЗ, помчал назад.

Гоголев сидел с вытянутым, одеревеневшим лицом. Затем спросил как-то вкрадчиво, дрогнувшим голосом:

— Возвертать?

— Возвертать, — сказал Котов мягко и, помолчав, добавил: — Ты не волнуйся, папаша. Вернем картину, доставлю тебя до хаты в лучшем виде… Не боись, все будет по-честному…

КамАЗ вихрем несся по залитой дождем дороге, взметая мощные буруны брызг, а в небе все крутилась и мглела непогода, и красные штыки молний вонзались в щемяще-сиротливую, исхлестанную дождями землю…

СМЕРТЬ ЕГОРОВА

Егоров испуганно сел на койке, нащупал пульс.

«О, подлое!.. — про себя и со слезой сказал он. — Разве это сердце?! Как старые шлепанцы об пол… Шлеп, шлеп… Лягушка, а не сердце…»

А оно, его сердце, и впрямь будто обиделось на него, приостановилось, да так здорово, что стало мутиться сознание, а потом вдруг — скок, скок… Точно как та лягушка…

Да, конечно, он еще вчера почувствовал себя плохо. Вел машину и внезапно на мгновение потерял сознание. Пришел в себя, а машина словно сама едет… С ним рядом сидел инженер из его цеха, молодой специалист. Похоже, ничего не заметил… Ох бы ему его годы!.. А то в сорок пять — и уже при последнем издыхании…

Подержав руку на пульсе минуты две и убедившись, что сердце хоть неровно, но все же хлюпает, Егоров аккуратно, чтоб не напрягаться, лег. И снова волна страха и смертельной тошноты подкатила к горлу.

— О Господи, Господи! — Он снова сел и теперь уже свесил ноги к полу. Ему было так плохо, что казалось, будто сама костлявая подъехала и схватила его за горло… В страхе он вскочил с кровати и побежал к окну.

«Жив, жив еще…» — мелькало где-то в подсознании. Он раскрыл окно рукою, которая будто ему и не принадлежала, и посмотрел вниз. Машина стоит…

— Стоит, голубушка… — сказал он вслух сам себе и как-то по-идиотски засмеялся. И представил себя со стороны идиотски смеющимся… Ему надо было слышать свой голос, видеть свою машину, слышать этот идиотский смех, ощущать себя в движении, чтобы при этом каждый раз убеждаться, что он еще жив.

Его немного отпустило. Он вернулся к койке и лег. На другой койке спал сосед. И в том, как он заливисто храпел, энергично ворочался с боку на бок и сладко причмокивал, угадывалось такое могучее здоровье, такая чертовски упругая, циркулирующая в нем жизнь, что Егоров не выдержал и горестно вздохнул. Нет, зря, видать, он согласился и приехал сюда, в эту дыру, на эти бросовые земли строить эту атомную станцию… Хотел в Европу, так сказать… Повидать, как говорится, людей и себя показать. Может, жену и дочек в более теплые края пристроить… Да-а… Не по силам… Здесь все не такое… Энергетический гигант, совсем не похож на их «Ивана», на котором они бомбу варили… Главный инженер Алимов перетянул… Работали там вместе… Думал, приеду, годок хоть отдохну по дружбе… Куда там! Здесь у Алимова, оказывается, зам не по зубам, так сказать… Так он, вишь, меня ему в пику хочет всунуть… Куда уж мне!.. Зам свежий, молодой, как бульдог дело жрет… Вон вызвал недавно да вопросами засыпал, а у меня сосуды как заиграют, как потемнело в глазах…

Егоров сокрушенно вздохнул.

…Это все она, бомба, чтоб ей неладно… Деньги, деньги… Кому они теперича нужны?..

Он вспомнил вдруг то бурное, жаркое, яростное время. Эти годы, вместившиеся в один вздох.

…Ванников вон, носился в распахнутой шинелке по коридорам… Так и запомнился… Игорь Васильевич Курчатов… Вот человек был! И сам все делал, и людей умел заставить… В любую дырку лез… А нас, операторов, уважал… Мы, говорил про себя, технари, обеспечивающие… А они — пилоты, ведут процесс… Им отдай все!.. Без страха и упрека, как говорится, был человек… И опять же… Будто и не было их… Отгремели…

Егорову стало немного легче от сознания, что кто-то уже отгремел. Да не кто-то, а киты, не под стать ему… А он вот все еще дышит…

Егоров снова, как ему казалось, по-идиотски засмеялся, прислушиваясь к звуку своего голоса. Он поднял руку с одеяла и погладил никелированную спинку кровати. Железо приятно холодило, и этот холодок ощущался им особенно остро и радостно сейчас как еще одно проявление жизни. Егоров снова сел и стал яростно, сразу обеими руками, чесать подошвы ног. Зуд был нестерпимый.

«Подпалил тогда на аварии… Плутоний из каналов вывалился мимо вагонетки… Это уж потом стало ясно… А тут Васька кричит — вагонетка пустая и в каналах пусто!.. А я ему — ты что, очумел?! Да и побежал вниз… Да-а… Открыл воду на всякий случай… Это и спасло… Заскочил в подреакторное пространство и прямо на блочки плутония и налетел… Хорошо, вода была… От них, когда свежие, тысяч двадцать рентген в час светит… Я, конечно, тут же выскочил, а пятки все же подпалил… Да и в целом схватил, конечно — А сколько — один Бог знает… Тогда не мерили… Хорошо — вода была… И кости болят с тех пор… Эх, бомба! Милая ты моя подруженька!.. Сколько сожрала ты уже моих дружков?.. А позавчера вон приехал ко мне заместителем один с атомных лодок… Длинный такой бугай… И фамилия чудная — Удодов… Говорит — будто икает… Три слова скажет, помолчит, снова три слова, и снова молчок — И глаза смотрят на тебя так, будто ты после первых его трех слов все наперед понял и, может, не стоит и продолжать разговор дальше… Экономный так сказать, человек… А в конце рабочего дня подходит, смотрит эдакими преданными собачьими глазами и говорит: