Дядюшка Наполеон - [26]

— Да вы что!.. Господь с вами! Да чтоб я с этой старухой… Вы сами разве не знаете, какая она уродина?!

Асадолла-мирзу снова прорвало. Подмигнув, он громко сказал:

— Вопрос-то был не иначе как про Сан-Франциско! — и захохотал.

Дядюшка Наполеон, потеряв терпение, гаркнул:

— Как не стыдно! — а потом повернулся к Шамсали-мирзе: — Ваше сиятельство, основной вопрос совсем в другом. Я хочу, чтобы этот бедняга признался нам, кто сообщил его жене, что у него якобы есть молодая любовница. Вы же спрашиваете его бог знает о чем…

Шамсали-мирза поднялся со стула и надел шляпу.

— В таком случае, милостивый государь, сами и ведите допрос. А я позволю себе откланяться. Судье нечего делать там, где не уважают служителей правосудия!

Родственники суетились вокруг Шамсали-мирзы, упрашивая его не уходить, когда с крыши дома Дустали-хана раздался крик:

— Так вот куда этот негодяй смылся!.. Я его сейчас в порошок сотру!

Все повернулись в ту сторону. На крыше стояла ханум Азиз ос-Салтане. Как видно, не дождавшись возвращения мужа, она отправилась на поиски.

Дядюшка крикнул:

— Не шумите, ханум! Что вы затеяли?

— Спросите лучше у этого никчемного мерзавца!.. Я-то знаю, и он знает… — Не договорив, она торопливо спрыгнула с невысокой крыши к себе во двор и скрылась из виду. Дустали-хана от страха колотила дрожь.

— Сейчас она сюда придет! — вопил он. — Спасите меня!.. Спрячьте куда-нибудь! — и было вскочил с места, чтобы убежать, но его заставили сесть обратно.

— Успокойтесь же… Мы все здесь, рядом… Надо в конце концов разобраться.

Но Дустали-хан все порывался вскочить и удрать, и Маш-Касем, повинуясь знаку дядюшки, крепко схватил его за плечи:

— Да ты сиди, милок, сиди… Ага наш здесь… Да и вообще, чего из-за пустяка волноваться-то…

Дустали-хан взревел:

— Ты что, тоже спятил?! Она меня чуть не убила — это, по-твоему, пустяк?!

Асадолла-мирза сказал:

— Маш-Касем имел в виду тот фрагмент, который она хотела отрезать. И он совершенно прав: вряд ли этот предмет так уж значителен.

Маш-Касем невозмутимо подхватил:

— Я и говорю, зачем мне врать?! До могилы-то…

Дядюшка Наполеон хотел было на них цыкнуть, но не успел — в ворота с силой заколотили.

Дустали-хан вцепился в полу дядюшкиной абы:

— Душой отца вашего покойного заклинаю!.. Не открывайте! Боюсь я этой ведьмы!..

В голосе его звучала такая мольба, что все на мгновенье застыли в нерешительности. А стук молотка в ворота не утихал ни на секунду. Наконец дядюшка Наполеон сказал:

— Беги, Маш-Касем, открой. Ну и позор!

Дустали-хан, трясясь от страха, почти забрался, к дядюшке под абу. Едва ворота открылись, в сад, как вырвавшаяся из клетки тигрица, влетела Азиз ос-Салтане. Неприбранная, без чадры, она, угрожающе размахивая веником, двинулась в нашу сторону.

— Где этот мерзавец? Где эта голь перекатная?… Он у меня сейчас попляшет! Места живого на нем не оставлю!..

Дядюшка Наполеон, мужественно заслоняя своим телом Дустали-хана, властно приказал:

— Замолчите, ханум!

— И не подумаю!.. А вы-то тут при чем? Чей он муж: мой или ваш?

Родственники попытались ее утихомирить, но дядюшка Наполеон поднял руку, призывая всех к тишине:

— Ханум, честь и достоинство нашей семьи выше подобных дурацких скандалов. Прошу вас, объясните, в чем дело.

— Вы лучше спросите у этого подлеца!.. Пусть вам этот потаскун сам все объясняет!

— Может быть, вы скажете нам, кто сообщил вам о связи вашего супруга с некой молодой особой?

— Кто сообщил, тот сообщил!.. А этот-то мерзавец, враль бесстыжий, уже год как придуривается. Я, мол, устал, заболел, сил нету, и еще не знамо чего!.. А сам-то с женой мясника Ширали… Да я его на клочки разорву, паразита!..

Собрав последние силы, Дустали-хан выдавил из себя полукрик-полустон:

— О, святые, заступитесь!

Дядя Полковник, повинуясь безотчетному порыву, зажал рот Азиз ос-Салтане. Имя мясника Ширали словно пригвоздило всех к земле.

Наш квартальный мясник Ширали был человеком крайне опасным. Ростом под два метра, весь вдоль и поперек разукрашенный татуировкой, на бритой голове — многочисленные следы ножевых ран. Характер и повадки Ширали вполне соответствовали его устрашающей наружности. Рассказывали, что Ширали одним ударом своего секача отрубил голову человеку, водившему шашни с его женой, а поскольку любовников застали в весьма неприглядной ситуации, Ширали отделался всего шестью месяцами тюрьмы. Я не раз слышал об этой истории от взрослых, сам же доподлинно помню, что лавка Ширали порой пустовала по три-четыре месяца — говорили, что мясник в это время сидел в тюрьме. По натуре он не был злобным человеком, но жену свою ревновал необычайно. Несмотря на свирепость супруга, жена Ширали, которая, по всеобщему утверждению, была одной из первых красавиц города, продолжала тайком погуливать.

Когда я однажды попросил Маш-Касема рассказать мне про Ширали, ой сказал: «Э-э, милок, зачем же врать?! До могилы-то… Ширали, он ведь на ухо туговат, пересудов людских не слышит. И до него только тогда доходит, когда он своими глазами видит, чем его женушка занимается. Ну а уж тогда кровь в нем вскипает, и он со своим секачом на людей бросается… Нынче-то, говорят, он поумнел… А когда в деревне жил, говорят, четырех дружков своей благоверной на куски порубил…»