Дядьки - [14]

Шрифт
Интервал

Нескончаемый труд сельчан был выше понимания Адольфа, который смотрел на жизнь как на возможность приятного времяпровождения.

И он затосковал.

Поначалу Адик развлекал себя тем, что забирался на вершину лысой, безлесной горы и сбрасывал вниз валуны, которые, ускоряясь, набирали невероятную разрушительную силу. Когда высоко подпрыгнувший камень падал в реку, поднимался чудовищный фонтан брызг, радовавший глаз Адика. Еще интереснее было, если камень подхватывал по пути другие камни, и тогда уже целый камнепад обрушивался в реку, вздымая серию внушительных всплесков.

Второй забавой юного дяди Адо стала ловля скорпионов. В самый солнцепек скорпионы уходили под камни и там пережидали жару. Адик приготовлял заранее листья лопуха, сложенные один в другой и, приподняв камень, ловил навострившегося к атаке скорпиона за напряженный хвост, прихватывая его листом за боковины и фиксируя жало. Данные вылазки, полные опасности и трепета, наполняли моего дядю чувством истинного достоинства, приближая его в собственных глазах к образу древних героев, сражавшихся за свободу этих земель.

Еще Адольф с нетерпением ждал четвергов, по которым на безлесной горе производились взрывы — для обнажения залегших в ее толще мраморных глыб. У парня, наблюдавшего, как после взрыва гигантское облако пыли взмывает вверх и потом, в радиусе ста метров, осыпается дождем из камней, от восторга перехватывало дыхание, а серость окружающей жизни на минуты расцветала буйными красками праздника.

Был еще водитель рейсового автобуса, дядя Гурген, который полюбился Адику за веселый нрав и беззаботный смех. Рейсовый автобус подавали два раза в сутки: утром и вечером. По узкой асфальтовой дороге, петлявшей по дну ущелья, дважды в день двигалась разбухшая желтая точка «пазика» с толстым и радостным дядей Гургеном за рулем. Главным образом в автобус набивались крестьяне с полными сумками товаров на продажу. Случайных пассажиров почти что не было. Примечательной особенностью данного автобуса была его безразмерность. Адик не мог вспомнить и раза, чтобы из всех желающих съездить на рынок хоть один не влез в транспорт. Редко когда удавалось закрыть дверцы полностью, так как даже на нижней подножке умудрялись пристраиваться три пассажира. Из форточек торчали руки и головы. И если бы не щедрый юмор дяди Гургена, которым он одаривал всякого входившего и выходившего односельчанина, то поездка на рынок всякий раз выливалась бы в незабываемый кошмар духоты и давки. Задавленные нескончаемым трудом крестьяне легко принимали шутки водителя, а также не упускали возможности пошутить в ответ.

— Ну что, дорогая Анушик, — обращался к тучной, тяжело всходящей на ступень женщине дядя Гурген. — Все еще не начала бегать по утрам в шортах?

Представив себе зрелую тетушку Ануш, скачущую в беговых шортиках по горным тропкам, автобус взрывался смехом.

— Нет, дорогой Гурген! Все жду момента, когда ты снимешь с руля свой живот и побежишь со мной! — бойко лупила в ответ толстушка, после чего убывающая смеховая волна накатывала с новой силой.

— Мне нельзя, — оправдывался дядя Гурген. — Кто же тогда автобус водить будет?

— Ну, хотя бы мой муж, Вагик! — гордо заявляла она.

— Вагик?! — нарочито громко изумлялся Гурген. — Он даже верхом на лошади въезжает в столб!

Или так. В жарком переполненном автобусе в терпеливом безмолвии где-то на середине пути из задних рядов внезапно доносится на ломаном русском:

— Тавай, запэвай дуружно: «В травэ сыдел кузнэсщиг, самсем каг агурэсщиг»… — разрывая бурей неистового смеха повисшую в раскаленном воздухе тишину.

— После Иосифа Кобзона, — под затухающий смех вставлял водитель, — ты, Самвел, мой самый любимый певец!

И снова раздавались раскаты неудержимого хохота.

Привыкший к комфорту Адик не упускал возможности съездить на рынок в душном «пазике».

Спустя полгода сельской жизни Адика перестали радовать даже горные развлекухи и шумные четверги. Тоска поглощала его все больше. Сердце жаждало восторга и зрелищ. Внезапная опасность, смертельная угроза его жизни — и те казались ему сейчас радостнее однообразно ползущих дней.

В один весенний день Адик сидел на берегу бурной горной реки, чей поток невероятно быстро полнился тающими в горах снегами. В этот период река была опаснее очнувшихся медведей-шатунов, так как, раз зацепив человека, несла и не отпускала целые километры, переламывая тело как иссохший камыш. Близкая опасность впечатляла Адика. Зачарованный, он смотрел на шумный и грязный поток. Было слышно, как поддетые течением камни с силой бьются друг о друга.

Вдруг Адо ощутил присутствие кого-то позади себя. Бывает так. Ты находишься в очень шумном месте и можешь даже не слышать собственного крика, но чувствуешь каким-то чувством, что за твоей спиной кто-то есть, и этот «кто-то» за тобой наблюдает.

Адик обернулся и увидел девушку. Она стояла между двух одиноких тополей и смотрела на него. Девушка была неместная. Всех местных он знал наперечет. Адик привстал и махнул головой, приглашая ее подсесть к нему. Он мало рассчитывал на то, что она согласится, но прежние рефлексы не отпускали его, и многое он делал все больше по старой привычке. Но девушка подошла и села рядом. Ее нежные белые руки не были руками крестьянки.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.