Двухместное купе - [19]

Шрифт
Интервал

С интересом оглядел Лифшица, увешанного боевыми наградами:

— Натан Моисеевич! Такой, можно сказать, боевой товарищ... и вы, Сергей Алексеевич... И не можете успокоить Любовь Абрамовну? Ну-ка, спускайтесь, спускайтесь вниз. Лидка вас проводит. Лидуня! Командуй...

Николай Иванович отдал Лиде ключи от милицейской «Волги» и без стука открыл дверь кабинета. Оттуда сразу же раздался удивленный голос:

— Елочки точеные!!! Товарищ подполковник! Какими судьбами, Николай Иванович?..

КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ

—... Месяц назад в парке Политехнического института такую драку устроили, кошмар!.. Просто-таки — стенка на стенку, Николай Иванович! С одной стороны — школьники, вот его банда, Самошникова! С другой — пэтэушники. Зайцев там один верховодит. По восемьдесят девятой и по сто сорок четвертой за кражи проходил... А чем дрались-то, Николай Иванович?! И цепи, и кастеты, и заточки, и чего под руку попадет! Брандспойтом разливали!.. Семь человек в травме, двое с черепно-мозговыми в третьей больнице. Уже — сто двенадцатая, часть первая! А привлечь не можем — малолетки! Ведь знают это, сукины дети, ни хрена не боятся! И вот этот чемпион гребаный — главный организатор и вдохновитель ихних безобразий... Идейный вождь, так сказать, чтоб он треснул! — И старший опер показал Николаю Ивановичу на сидящего Толика-Натанчика. — Можете познакомиться!

— Да знаю я его. Сосед. Дома — напротив. А сейчас за что?

— Прошлой ночью на спор с такими же обалдуями, как и он сам, фургон с горячими хлебобулочными изделиями угнал.

— Как угнал?

— А очень просто — пока водитель и экспедитор лотки с хлебом в магазин таскали, он сел за руль и угнал фургон. Рублей на сорок горячих батонов сожрали, фургон заперли и бросили его за спорткомплексом «Зенита». Ну что ты будешь делать?! И ведь четвертый привод... Сейчас оформим в райисполком на комиссию по делам несовершеннолетних. А они его пускай в колонию определяют... Рецидив за рецидивом.

— Ну, правильно! — сказал Николай Иванович. — Что с такими дураками еще делать? И с родителей стоимость похищенного... Вернее, сожранного, взыскать. Пусть выплачивают. Их только пожалеть можно. А пока...

Николай Иванович грозно посмотрел на Толика и сказал ему:

— Пошел в коридор. И ни шагу от дверей! Сядь и сиди. — Толик вышел. Николай Иванович вытащил из внутренних карманов кожаной куртки две бутылки коньяка. Поставил их на стол и спросил: — Занюхать есть чем?

— Обижаете, Николай Иванович! — радостно проговорил старший опер, быстро запер дверь кабинета на ключ и бросился открывать большой обшарпанный сейф...

СЛУЖЕБНАЯ «ВОЛГА» У ОТДЕЛЕНИЯ МИЛИЦИИ...

Лидочка сидела впереди, а Натан Моисеевич, Любовь Абрамовна и Серега Самошников — сзади.

Серега наполовину опустил стекло у задней дверцы, нервно покуривал, выдыхал дым на улицу, стряхивал пепел наружу, за окно.

Все четверо напряженно смотрели на уличную дверь отделения.

Но вот дверь открылась, и все сидящие в старой милицейской «Волге» увидели, как вышли Николай Иванович Петров и Толик-Натанчик.

Подошли к машине, Николай Иванович сказал Толику:

— Садись вперед к Лидке. Подвинься, Лида.

Толик боком уселся спереди. Николай Иванович сел за руль...

* * *

... Когда отъехали подальше от милиции, Лида прижалась плечом к отцу, поцеловала его в щеку. Унюхала запах коньяка, сказала, чтобы хоть как-то нарушить тишину:

— Пьяный за рулем — преступник.

— Тогда можешь загадать желание, — усмехнулся Николай Иванович. — Сидишь как раз между двумя преступниками...

КВАРТИРА ЛИФШИЦЕВ -САМОШНИКОВЫХ

В большой комнате вся семья, кроме Лешки, была в сборе.

— Ты, шлемазл! — сказал дедушка внуку. — Ты хоть понимаешь, что еще один такой взбрык и — «...тюрьма Таганская, все ночи, полные огня, тюрьма Таганская, зачем сгубила ты меня?..».

— Натанчик, солнышко... — плачущим голосом простонала бабушка.

— Ты кому? Мне или дедушке? — попытался уточнить внук.

— Тебе, сукин кот!!! — яростно рявкнула бабушка.

— Мама! — строго прикрикнула Фирочка.

— Сынок, ты чего это взялся нас огорчать? — грустно спросил Серега. — Хочешь, чтобы мы все с ума сошли от горя, да?

— Нет, — опустил голову Толик-Натанчик.

— Так что же ты?.. Неужели самому не понятно, сыночек?

Не найдя больше слов, Серега притянул Толика-Натанчика к себе, обнял его, прижал к груди и поцеловал в макушку.

Толик замер... Потом неловко потерся об отцовское плечо, мягко отстранился и, с трудом сдерживая слезы, с фальшивой бодростью хрипловато сказал:

— Ну все, ребята, все... Притих — вот кто буду!.. Бабуль! Деда... Мамусь!.. И ты, па... Ну чего вы? Сказал же, что все! Завязал, чесслово... Ну, кончайте, в натуре!..

И, уже не в силах сдержаться, уставился в окно глазами, полными слез...

конец второй серии

Третья серия

КООПЕРАТИВНЫЙ ГАРАЖ. СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЬ

Проезд между двумя рядами гаражей был почти пуст.

Из полусотни ворот открыты только трое. У одних какой-то старик при помощи ведра и тряпки умывал древний «Москвич», у других кто-то лежал под новенькими «Жигулями»...

В третьем открытом гараже стоял ухоженный «Запорожец» Лифшицев -Самошниковых без номеров.

Только что подновленные белой и черной краской номера «Запорожца» лежали на верстаке, сушились на солнышке у самого входа в гараж.


Еще от автора Владимир Владимирович Кунин
Кыся

Роман В. Кунина «Кыся» написан в оригинальной манере рассказа — исповеди обыкновенного питерского кота, попавшего в вынужденную эмиграцию. Произведение написано динамично, смешно, остро, полно жизненных реалий и характеров.


Интердевочка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа

Перед вами — подлинная КЛАССИКА отечественного «диссидентского юмора». Книга, над которой хохотали — и будут хохотать — миллионы российских читателей, снова и снова не устающих наслаждаться «одиссеей» Иванова и Рабиновича, купивших по дешевке «исторически ценное» антикварное суденышко и отправившихся па нем в «далекую и загадочную» Хайфу. Где она, эта самая Хайфа, и что она вообще такое?! Пожалуй, не важно это не только для Иванова и Рабиновича, но и для нас — покоренных полетом иронического воображения Владимира Кунина!


Сволочи

Война — и дети...Пусть прошедшие огонь и воду беспризорники, пусть уличные озлобленные волчата, но — дети!Или — мальчишки, которые были детьми... пока не попали в школу горноальпийских диверсантов.Здесь из волчат готовят профессиональных убийц. Здесь очень непросто выжить... а выжившие скорее всего погибнут на первом же задании...А если — не погибнут?Это — правда о войне. Правда страшная и шокирующая.Сильная и жесткая книга талантливого автора.


Трое на шоссе

Мудрая, тонкая история о шоферах-дальнобойщиках, мужественных людях, знающих, что такое смертельная опасность и настоящая дружба.


Кыся-2

Продолжение полюбившейся читателю истории про кота Мартына.. Итак: вот уже полтора месяца я - мюнхенский КБОМЖ. Как говорится - Кот Без Определенного Места Жительства. Когда-то Шура Плоткин писал статью о наших Петербургских БОМЖах для "Часа пик", мотался по притонам, свалкам, чердакам, подвалам, заброшенным канализационным люкам, пил водку с этими несчастными полуЛюдьми, разговоры с ними разговаривал. А потом, провонявший черт знает чем, приходил домой, ложился в горячую ванну, отмокал, и рассказывал мне разные жуткие истории про этих бедных типов, каждый раз приговаривая: - Нет! Это возможно только у нас! Вот на Западе...


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.